В последнее время Никита завел отвратительную привычку упоминать меня в интервью. Сначала это выглядело относительно безобидно. Он регулярно сообщал журналистам, что, помимо обычных подруг на каждый день, у него есть Прекрасная Дама, которой он намерен поклоняться до скончания века. В ответ на просьбы рассказать о ней поподробнее он задумчиво качал головой и принимался туманно рассуждать о рыжих волосах, средневековых рыцарях и их Прекрасных Дамах. Меня это, конечно, раздражало, но состава преступления тут все-таки не было – разве что насчет цвета волос... Впрочем, мало ли на свете рыжих!

Дальше – больше. Пару раз он упомянул мое имя, только имя, без фамилии! Опять-таки – мало ли на свете Ирин! И наконец как-то раз продемонстрировал мою фотографию. Вышло так, что я узнала об этом совершенно случайно и крайне неприятным для себя образом. Сама я этой передачи не видела – у меня не было идеи следить за всеми Никитиными выступлениями. Войдя на следующий день в метро, я услышала у себя за спиной отчетливый женский шепот:

– Гляди, гляди! Добрынинская баба!

–Где?

– Да вот она, вот! Рыжая, в свитере. Он вчера по телевизору фотку показывал!

– Иди ты знаешь куда! Станет добрынинская баба в метро ездить!

– Говорю тебе – она! Сейчас, как входили, я ее хорошо рассмотрела.

Я поймала в темном стекле жадные взгляды двух девочек лет пятнадцати и на следующей же остановке выскочила из поезда. Причем не как-нибудь, а в самую последнюю минуту, как заправский агент 007, уходящий от «хвоста». Я была в ярости. Никита не имел права покушаться на мою частную жизнь! Не имел права насильно приобщать меня к своей публичности. В конце концов каждый человек сам для себя решает, чего ему хочется больше: известности или покоя. Никита прекрасно знал, что я думаю по этому поводу. Вечером того же дня я позвонила ему и устроила страшный скандал. Он молча выслушал меня и сказал:

– Слушаюсь! Никаких фотографий, никаких имен. Но про Прекрасную Даму ты мне разрешаешь говорить?

– Это твое дело, – в раздражении отрезала я. – Только учти, что Прекрасным Дамам положено поклоняться издали. Издали, понимаешь? К Прекрасным Дамам не пристают и тем более не тащат в койку!

– Это ты про средние века? – тупо переспросил он.

– Это я про всякие века, – отрезала я. – В том числе и про средние. Мы это в университете проходили.

– А я еще не созрел, – мрачно заявил Никита. – Слаб человек...

На том мы и расстались. Немного поостыв и обдумав наш разговор, я нашла, что все это довольно странно. Никто не мешал ему наплевать на мои протесты точно так же, как он плевал на просьбы оставить меня в покое. Между тем он говорил со мной виновато и чуть ли не испуганно. Можно было подумать, что он боится со мной поссориться! Все-таки в его поведении было много, как сказал бы Достоевский, фантастического. Потому не исключено, что половым актом я бы не отделалась.

Никитина популярность тем временем росла не по дням, а по часам. Надо отдать ему должное – в отличие от многих «звезд» он был действительно очень талантлив. Я не­большой специалист по этой части, но все знатоки в один голос твердили, что ему удалось создать нечто совершенно особенное, соединив национальные традиции с самыми современными тенденциями в музыке. По их словам, только Никитина музыка и имела право называться настоящим «русским роком», а то, что было до него, – всего лишь жалкие потуги и суррогат. Не знаю, возможно... У меня нет точки зрения, я просто повторяю чужие слова. Тексты песен он, по большей части, писал сам – то загадочно-абстрактные, то патриотически-ностальгические. Так себе тексты, по-моему... А вот голос у него был замечательный – сильный, красивый, и было в нем что-то такое, что даже на меня действовало, при всем моем скепсисе.