|
Минут десять остальные пассажиры озирались, уговаривая друг друга не встревать в происходящее. Потом Фултон появился вновь, но не один, а с провожатыми, которые пихнули его примерно на то же место. Он был всклокочен, красен как рак, волосы намокли от пива, а в носу висело большое латунное кольцо. — Что, Ленни, твою мать, легко отделался? Если б не двери… — Один из провожатых, массивный здоровяк, влепил ему затрещину. — Гляди не снимай его, понял? — Понял, ребята. — До самого Парижа не снимай. И на телепередаче тоже. Мы будем смотреть в оба. Посверкивая кольцами в носах, они повернули к выходу. На обтянутых черными кожаными куртками спинах распростерлись вышитые алыми нитками крылья дракона. Оглядев соседей по купе, Ленни Фултон смущенно хохотнул. — Ребята они в общем-то неплохие. Просто распалились. Матч ведь был не рядовой. Да чего там, хорошие ребята. — Он смолк, потрогал кольцо в носу, снова засмеялся и буркнул: — Твари, чтоб им пусто было. — И стал пальцами расчесывать влажные волосы, пока они не встали ежиком, к которому так привыкли зрители программы «Мир спорта». — Если б двери в вагоне не были заперты, они сбросили бы меня с поезда. Свиньи. — Затем, словно по зрелом размышлении, однако явно рассчитанном на публику, внес необходимое уточнение: — Слово «свиньи» чересчур хорошо для них. Сущий поклеп на превосходное животное. Стремясь вернуть себе прежнее мирное и покойное состояние духа, пассажиры заговорили о спорте: о матче с командой «Пари-Сен-Жермен», о зимнем турне национальной сборной по крикету, о турнире «пяти наций».[172] Англичанин тогда тоже не без смущения вступил в разговор, задав один из своих любимых вопросов: «Когда в последний раз на Олимпийских играх проводились соревнования по крикету и кто завоевал медали?» Ленни Фултон покосился на него с привычным подозрением, как профессионал на докучливого любителя. — Вопросик небось с подвохом? Ответить никто не отважился. — 1900 год, Лос-Анджелес, команда Англии завоевала золотую медаль, французы серебро. Бронзу не получил никто, потому что в соревнованиях участвовали только две команды. Его сообщение вызвало весьма слабый интерес слушателей. Что ж, тому ведь больше ста лет. Он не стал донимать их вторым заветным вопросом: что за приз вручили победителю очередного этапа, когда Тур-де-Франс проходил через Коломбе-ле-Дез-Эглиз?[173] Сдаетесь? Все три тома мемуаров генерала де Голля. Разносивший обед официант, вопросительно взглянув на Ленни Фултона, вполголоса произнес: — Ура «драконам», да, мистер Фултон? — Да пошли эти «драконы» к такой-то матери. Подлейте-ка мне еще порции четыре. Только чисто солодового виски, а не этой вашей бурды. — Хорошо, мистер Фултон. Теперь же, много лет спустя, пожилой англичанин развернул свои бутерброды и, вынув походный штопор, откупорил маленькую бутылочку мерсо 2009 года. Он предложил стаканчик и даме, танцовщице из «Шалой лошадки». Та, поколебавшись, взяла бутылку и, изучив наклейку, согласилась: — Капельку, только попробовать. А больше никто и не пьет, подумал он. Во всяком случае, не пьют столько, сколько он, — чуть больше, чем советуют доктора. Хотя лишь так и стоит пить. Но нет, либо по четыре порции виски зараз с последующим размягчением мозга, либо по несчастной «капельке» вроде той, что он сейчас наливает. Он представил себе соседку в ее мишурно-блестящем прошлом: как она, стараясь не оттопыривать мизинчик, поднимала coupe de champagne,[174] заказанный очередным распалившимся от нетерпения кавалером, с которым она познакомилась в 201 ярде от клуба. |
