Майкл был потрясен контрастом между скуластым исхудалым лицом девушки и красотой, мощью, продуманностью ее концепции.
— Бог в конце времен, — подал голос Гарри, — возможно ли такое?
— Теперь я понимаю вас, Шира, — сказал Майкл, вкладывая в голос всю возможную благожелательность и нежность. — Вы верите в то, что ничто из всего этого — и Оккупация Кваксом Земли и его проникновение сквозь время пока еще не стало реальностью. Это все проходящее, только чувства; мы лишь присутствуем при движении нашего сознания по одной из возможных цепочек квантовых функций, которые, как мы верим, коллапсируют при наблюдении нами самими, как Последним Наблюдателем. Причем коллапсируют благоприятным для нас образом.
— О Боже! — воскликнул Гарри.
— Нет-нет, в принципе все верно, — сказал Майкл. Он ненадолго задумался. — Представляешь себе, Гарри, — продолжил он затем, определенное состояние — финальная форма состояния космоса — будет полностью оптимизировано Последним Наблюдателем, и в целом и в частях. Так что будут отобраны только те события, которые он сочтет нужными, — с самого акта возникновения Вселенной. «Великолепно», — сказала Шира. Да, великолепно — подходящее слово. — Майкл закрыл глаза и попытался представить себе подобное состояние; он вообразил, как этот «полуреальный» мир уничтожается, исчезает, и к жизни является мир прекрасный, непротиворечивый, оптимизированный Наблюдателем.
Тот, кто будет удостоен мимолетного взгляда на такое состояние и вернется затем в этот грязный мир нереализованных квантовых возможностей, безусловно, не сможет сохранить свою психику.
Если это и было основой веры «Друзей Вигнера», то нет ничего удивительного в их поведении — в отстраненности, напряженности внутренних переживаний, их беззаботности в этом полном страданий мире. История, вроде только что происшедших событий, — не что иное, как только грубая заготовка для грядущей Оптимизации, когда Последний Наблюдатель отвергнет все неполноценные мировые линии.
Тогда нет ничего удивительного и в том, что Друзья оказались способными к столь насыщенной и продуктивной деятельности. Сверхъестественное предвидение грядущего делало их не восприимчивыми ни к чему, кроме их собственной жизни — только она одна имела смысл и реальность, если верна их философия.
Майкл пристально посмотрел на Ширу. Он снова увидел в этой хрупкой девушке бесконечное терпение, и вдруг понял, сколь сильно разрушила ее собственная идея.
Она никогда не существовала по-настоящему в своих собственных глазах, возможно, что она так никогда и не станет по-настоящему живой — только теперь он наконец-то вычислил ее.
— Отлично, Шира, — ласково произнес он, — спасибо, что рассказали мне все это.
Парц, казалось, тоже осознал почти все, следовавшее из рассказа Ширы. Его маленькие полуприкрытые глазки казались бесконечно несчастными.
— Но ведь она не сказала нам самого главного, не так ли, девушка? — сказал Язофт резким голосом. — Если вы действительно придерживаетесь столь экстравагантной точки зрения — что история, в которой мы живем и которую творим собственными руками каждый момент своего существования, еще только должна будет стать реальной — благодаря скрупулезному отбору, расой, из корыстных соображений первой добравшейся до конца времен, — тогда в чем же суть вашего проекта? Зачем же вам тогда нужно влиять на происходящее здесь-и-сейчас? Не проще лишь пережить в себе эту боль, зная, что в конце концов все, по-видимому, наладится само собой?
Она тряхнула головой.
— В моем времени люди безнадежно порабощены Кваксом. Мы оказались способны сконцентрировать ресурсы, которыми обладали повстанцы. |