Менедем попросил:

— А не дадите ли вы нам два больших кожаных мешка и пару стражников, чтобы забрать деньги на «Афродиту»? Тут уйма серебра, это поймут все жители Ортигии.

Распорядитель заколебался, и Соклей добавил:

— Если не возражаете, стражники могли бы подняться вместе с нами на акатос, чтобы забрать птенцов павлина и клетки для Антандра.

— Хорошо, — кивнул распорядитель. — Это имеет смысл.

Соклею захотелось закричать от радости. С тех пор как он впервые услышал павлиний вопль в Великой гавани Родоса, павлины лежали на его плечах не менее тяжким грузом, чем мир лежал на плечах Атланта. А теперь, проведя с птицами весну и большую часть лета, он наконец от них освободится. Соклей даже не осознавал, насколько тяжко ему приходилось, пока перед ним не замаячила перспектива избавления от ноши.

И он вздохнул с облегчением, когда стражники, которых призвал распорядитель, оказались эллинами. Если бы им выделили для эскорта пару высоких могучих кельтов, Соклей бы забеспокоился, что они могут напасть на них с Менедемом. Конечно, среди эллинов тоже попадались нечистые на руку и воинственные, но Соклей предпочитал об этом не думать.

— Сколько у вас тут денег? — с интересом спросил один из стражников.

— Столько, сколько захотел нам дать Антандр, — ответил Менедем, прежде чем Соклей успел придумать ответ на столь многозначительный вопрос.

Соклей восхитился находчивостью двоюродного брата.

Неизвестно, откуда гребцы с лодки «Афродиты» раздобыли кувшин вина, но когда они переправляли сиракузских воинов через узкий канал к торговой галере, стоявшей на якоре в Маленькой гавани, они гребли так, словно впервые в жизни взялись за весла. Соклею было за них стыдно. Менедем же явно чувствовал себя униженным. Он не мог даже наорать на своих людей, не уронив их еще больше в глазах сиракузцев. Поэтому Менедем только ругался вполголоса, когда они причаливали к «Афродите».

Раздражение Соклея рассеялось, как только моряки погрузили клетки с птенцами павлина в лодку. Он даже швырнул каждому сиракузскому стражнику по драхме, больше из сочувствия, что им придется иметь дело с этими птицами, чем в качестве вознаграждения за то, что они благополучно доставили его и Менедема на акатос.

— Премного благодарны, почтеннейшие, — сказал один из воинов. Второй улыбнулся и помахал рукой.

Команда лодки повезла стражников обратно к Ортигии. Канал между главным островом и небольшим островком был достаточно узок, чтобы по пути не случилось никакой беды.

Когда команда вернулась — все еще гребя кто в лес кто по дрова, — Соклей сказал:

— Хорошо, что им не пришлось выполнять более сложную задачу.

— И что же в этом хорошего? — прорычал Менедем.

А потом завопил на людей в лодке:

— Вы, идиоты! Совсем распустились, поганцы! Мне плевать, чем вы занимаетесь в свободное время, но работать вы должны как следует! Вы, заслуживающие кнута негодяи! Вообще-то я и сам люблю отведать хорошего вина! Но вы не имеете никакого права — никакого, к воронам, права — напиваться, зная, что очень скоро вам, возможно, предстоит важная работа. А теперь представьте: если бы вдруг нам с Соклеем пришлось бежать с Ортигии, спасая свои жизни. Смогли бы вы вывезти нас оттуда целыми и невредимыми? Да ничего подобного!

Гребцы улыбались широкими, пьяными, умиротворяющими улыбками, словно нашкодившие псы, рассердившие вожака стаи.

Один из гребцов сказал:

— Прости, шкипер. Затмение нас просто ошарашило, ну начисто! И ведь все закончилось хорошо, так стоит ли ругаться?

Его улыбка стала еще шире и глупее.

Соклей подумал, что в словах парня есть резон, но его двоюродный брат считал иначе:

— Какое там хорошо, да проклянут тебя боги!

Голос Менедема сделался громче и стал таким пронзительным, что Соклей заткнул пальцем ухо.