Соклею показалось, что в этом много здравого смысла, но ему бы очень хотелось, чтобы Ксанф не витийствовал целых полчаса, прежде чем перейти к сути.

Когда Ксанф наконец закончил, Лисистрат сказал:

— Волнующе. — И налил себе еще вина, что показывало, насколько он был взвинчен.

Соклей тоже протянул свою чашу, чтобы ее наполнили. Его отец не предложил онохойю Ксанфу.

— Расскажи мне о новостях из Италии, — нетерпеливо попросил юношу Ксанф.

— К северу от Великой Эллады все еще дерутся друг с другом самниты и римляне, — ответил Соклей.

Он начал было рассказывать, как «Афродита» угодила в гущу этой войны, но потом передумал. Это бы только породило новые вопросы и, может быть, да сохранят их от такого боги, еще одну речь. Поэтому он лишь сказал:

— А что касается новостей с Сицилии, то Агафокл вторгся в Африку, чтобы отплатить карфагенцам за осаду Сиракуз.

Он не обмолвился о том, что и «Афродита» тоже оказалась вовлечена в эту историю.

— Так-так, ну разве это не интересно? — воскликнул Ксанф. Он почувствовал, что ему не хотят рассказывать всего, и попытался зайти с другой стороны: — Вы продали всех павлинов?

— Всех, кроме одного, который… Э-э, погиб, прежде чем мы добрались до Великой Эллады.

И снова Соклей не сказал всего — он и словом не обмолвился о павлиньих яйцах или птенцах.

— О, это плохо, — отозвался Ксанф. — Вы наверняка потерпели большой убыток, очень-очень большой.

Соклей серьезно кивнул, но ничего не сказал. Куда позже, чем следовало бы, Ксанф начал подозревать, что засиделся в гостях.

— Что ж, я думаю, мне пора идти, ведь следует еще нанести визит вежливости Менедему и его отцу.

— Рад был с тобой повидаться, — проговорил Соклей. «И еще больше рад, что ты уходишь», — про себя добавил он.

Хозяева по очереди пожали Ксанфу руку.

Затем отец с сыном переглянулись и, услышав, как Гигий закрыл дверь за Ксанфом, в унисон вздохнули.

— В онохойе еще осталось вино? — спросил Соклей. — Его вечно пучит, хоть он не ест ни бобов, ни капусты.

Отец потряс сосуд, послышался плеск. Лисистрат налил немного в чашу Соклея, а остальное вылил в свою.

— Ксанф не хотел никому сделать плохо, — проговорил он.

Соклей, которому пришлось выслушать речь, произнесенную гостем на ассамблее, — всю, до последнего слова, — не был склонен к терпимости.

— Так же как и щенок, который писает людям на ноги, — сказал он и выпил вино.

— Я тебя понимаю, — отозвался Лисистрат. — Однако, если уж на то пошло, мне пришлось еще хуже — ведь сегодня я выслушал его речь уже во второй раз.

— О, бедный отец! — воскликнул Соклей и обхватил Лисистрата за плечи.

Они оба рассмеялись и, едва начав, уже долго не могли остановиться.

«Дело тут не в вине, — подумал Соклей. — Мы не так уж много выпили. Дело в речи Ксанфа. А если бы мы были вдобавок трезвыми, такая речь парализовала бы на всю оставшуюся жизнь».

— Мы должны отпраздновать ваше возвращение, — сказал Лисистрат. — Вообще-то даже дважды отпраздновать. Один пир дадим для твоей сестры и матери, а другой — настоящий симпосий, где вы с Менедемом сможете подробно рассказать о своих приключениях в Великой Элладе. Вы и в самом деле сумели покалечить триеру на нашей «Афродите»?

— Мы сломали ей весла правого борта, и это позволило нам уйти, — ответил Соклей.