Но, конечно, эту угрозу Кимон произнес сгоряча и не стал приводить ее в исполнение. Он был женат. Шел день за днем, и вскоре стало ясно — Кимон не собирается исправлять свою ошибку. И, как предполагала Элейн, он пошел своей дорогой и больше ее не беспокоил. Муж часто уезжал из дома на неделю или дольше. Тогда Элейн пребывала в относительном спокойствии. Ей доставляла удовольствие Джинкс. Та с детской жизнерадостностью вскоре забыла обидную сцену, которая, благодаря ее вмешательству, оказалась далеко не такой ужасной, как ожидала Элейн.

Элейн и думать не хотела о том, что мог бы сделать с ней Кимон, если бы они тогда остались наедине. Позже она подумала, что он чуть не убил ее. Это пришло ей в голову, когда она уложила Джинкс спать, а сама вышла на террасу и, к собственному смятению, обнаружила там своего мужа. Он смотрел на темные очертания крепости, тюрьмы, куда намеревался заключить Эстеллу. Его профиль показался Элейн чуть ли не дьявольским, а когда Кимон обернулся, почувствовав ее присутствие, его лицо превратилось в маску ненависти, при виде которой у Элейн по спине побежали мурашки.

Она повернулась к выходу, но он велел остановиться. Элейн неохотно шагнула к Кимону и застыла поблизости. Ее сердце колотилось и болело, потому что сегодняшняя ночь напомнила ей ночи на корабле. С высоты небес круглая луна освещала море, украшая его сверкающими серебряными звездами, которые были гораздо ярче звезд на пурпурном небе. Meltemi, летний пассат, от которого в древнем мире зависел успех судоходства, доносил до них душистый аромат из сада и со склонов холмов. Ветер играл волосами Элейн и освежал ее щеки, холодя и лаская их так же, как на корабле, когда они с Кимоном стояли на палубе рано утром, протанцевав перед этим несколько часов.

— Как у тебя с деньгами? — совершенно неожиданно спросил муж.

— Осталось еще немного из тех, что я получила за мебель, — запинаясь, ответила Элейн.

Как она могла совершить такую ошибку и выйти сюда, на террасу? Обычно ведь точно знала, где сейчас Кимон, а в эту минуту, по ее мнению, он должен был работать у себя в кабинете. Элейн заметила, что там горит свет.

— Я дам тебе денег. Ровно через неделю ко мне на обед придут друзья, и тебе понадобится платье. Поезжай за ним в Гераклион. Дендрас отвезет тебя на машине. — Он помолчал и добавил все так же резко: — Я сообщил всем, что ты вдова. Так что постарайся этого не забыть. Если подведешь меня, клянусь богом, будешь умолять о пощаде. Ты еще не видела меня с худшей стороны.

Не видела с худшей стороны… Тогда не дай ей бог когда-нибудь увидеть!

— Я не забуду, Кимон. — Элейн хотелось уйти, но она боялась, почему-то чувствуя, что он даст ей понять, когда не пожелает находиться в ее обществе.

— Насчет твоей… дочки. Ты нашла для нее школу?

Элейн моргнула. Ее изумил внезапный интерес к ребенку, которого Кимон до сих пор игнорировал. Так же, как игнорировал девушку, которую считал матерью этого ребенка.

— Пока нет. Я учу ее сама.

— В Сфакии есть школа. Пусть она пойдет туда. Дендрас будет отвозить ее каждое утро и привозить обратно.

— Это греческая школа?

— Конечно. Но там преподают английский язык.

— И говорят на нем? Я имею в виду, Джинкс совсем не говорит по-гречески.

— Разумеется, не говорит. Но скоро научится. — Кимон взглянул прямо на Элейн. — Если ты и она собираетесь здесь остаться, ей, по крайней мере, придется выучить греческий язык. Когда она станет постарше, будет общаться с греками. Ее друзья будут греки.

— Да, наверное. — Элейн казалось, что Кимон выглядит уже не так враждебно. Она стояла, все еще не решаясь уйти.