Клин рассек ряды англосаксов, отбросил неприятеля к стенам и смешал с навозом.

– Сомкнуть щиты! Копья наперевес!

Загремели круги щитов, сбиваясь в крепкий тын, вспыженный иглами копий.

– Стрелкам – приготовиться!

Подвижной флешью выступил из-под арки русский клин, попадая в начало Главной улицы, немощеной и очень грязной. Бревенчатые дома перемежались с глинобитными мазанками и редкими зданиями из римского кирпича. Все окошки были задернуты промасленным полотном, из отверстий в тростниковых крышах шли сизые дымки, и два запаха попеременно перебивали друг друга – горящего торфа и конского навоза. Косматые коровы и тощие свиньи удирали на огороды и пашни.

В перспективе поднимались стены римского форума – три одноэтажных здания удивительной сохранности забирали квадратную площадь буквой «П», а с севера ее замыкала двухэтажная базилика. Лет семьсот этой базилике. Надо же, почти целая... Только половины черепицы не хватает, и балки крыши посередке провалились.

Но бытие определялось не этими метами цивилизации. Реалии жизни расползались под ногами и противно чвакали – таяли намороженные за зиму фекалии и навоз. Ядовито-желтые ручейки размывали вывал дерьма и помоев, растекаясь зловонными лужами.

– Развели чушатник... – брюзжал Валит.

– И не говори, – поддержал его Ошкуй, выбирая, куда ступить. – Не город, а задок нечищеный. Помойка!

Ярл не обрывал «разговорчики в строю» – они выявляли «высокий боевой дух» и поддерживали горение энтузиазма в заробевших.

Англосаксы атаковали сразу с трех сторон – пешие и конные. В момент они запрудили улицу.

– К мечу! – заорал Олав. – Тесней строй! Щиты сбей! Первый и второй десяток – по улице! Третий и четвертый – кругом! Крайние – полуоборот!

Русский «клин» перестроился в «город», в плотное каре, отовсюду ждущее удара и готовое его отразить.

– Тесней! Тесней строй! Жми щит!

Таны обтекали «город» скобкой, потрясая копьями и треугольными щитами, размалеванными ярко и неумело – грифоны, драконы, львы... Нестройно ревя, англосаксы бросились на русов, плюхая по «анализам кала» и оскальзываясь на объедках.

– Луки к бою!

По команде Гуляки первый ряд раздвинулся, и в прогалы шагнули стрельцы. Низко запели тетивы. Таны дружно прикрылись щитами – не ведали они убойной силы русских стрел! Граненые наконечники протыкали насквозь и грифонов, и драконов со львами, прокусывали кольчуги и гвоздили, гвоздили неприятеля, отбрасывая никнущие тела, мертвыми валя живых по принципу домино.

– Тесней! Не разрывай! Сомкни! Ускорь! Чаще! Шире шаг! Шире!

С жестяным грохотом столкнулись щиты и копья. К множественному треску и реву прибавился противный хруст и лязг. И снова мешались крови – темная венозная и алая артериальная, бурым осадком падая в месиво под ногами.

«Где подкрепление?! – злился Олег. – Что они там возятся? Ага, пошли, кажись!»

– Наши в городе! – крикнул Валит.

– Чистим улицу! – приказал Олав.

Сухов втесался в строй англосаксов, как лесоруб на заготовке дров. Только и разницы, что не топор рубил, а меч, и были сии дрова разумными... Не думать! Не думать! Нет, думай. Но – правильно! Куда прешься, зараза?! Н-на! Судить надо не процесс, а условия, необходимые и достаточные. Зарубить безоружного, прирезать ребенка или женщину – вот это безнравственно. А снести голову с плеч хлопцу с поганым взглядом, длинному, унылому и гнутому – этому вот, что слева, или во-он тому малому, с лягушачьими глазами и жвачным рылом – никакое не убийство вовсе, а одержание победы.