— Меня зовут Александр Турецкий. Бывший следователь прокуратуры, а сейчас — частный сыщик. Арестован по двести восемьдесят шестой и смежным. Скрывать это глупо и наивно, все равно узнаете.

Кардан не поверил:

— Что же тебя такого к нам определили? Тебе место в ментовской, красной камере.

Кулек сверлил Турецкого злобным взглядом.

— Сам я к вам не просился.

— Думаешь, ошиблись начальники? — с иронией спросил Кардан.

— Нет. Не думаю.

— Тяжело тебе будет с нами, — после некоторого раздумья сообщил Кардан. — Если ты вправду мент. Мент?

— Следователь в недавнем прошлом.

— Сколько сижу, первый раз вижу, чтобы человек так добровольно на себя наговаривал.

В камере раздались смешки.

Турецкий пожал плечами: мол, посмотрим. Пауза затянулась. Кардан изучал Турецкого, Турецкий ждал. Кулек спрыгнул со своих нар и подобрался поближе — явно Не для рукопожатия, похоже, ждал от Кардана команды «фас».

— Ладно, — сказал смотрящий. — Живи пока.

— А звать мы его будем Сука Легавая! — прошипел Кулек.

Турецкий спокойно смотрел на него. Кулек в ответ ухмыльнулся — предвкушал расправу. Кардан тоже глянул на Кулька — строго. Кулек несколько скис и вернулся на свои нары. С ним все было ясно: он подчиняется Кардану, но мнения своего о Турецком менять не станет.

Кардан сказал Турецкому:

— Сукой Легавой ты здесь и дня не проживешь. Кличка впереди тебя идет и за тебя говорит: как с тобой поступать, достоин ты уважения или место твое под шконкой с петухами. Дел твоих я не знаю, но по разговору похоже, что человек ты твердый и… острый. Турецкий, значит? Ладно. Звать мы тебя станем Турок.

Молодой парень читал толстую черную книжку — второй том Фридриха Ницше. Изредка отрывая взгляд от книги, словно повторяя про себя понравившиеся фразы, он посматривал при этом на Турецкого.

— Если ты прежде всего не внушаешь страх, — пробормотал он, — то никто не примет тебя настолько всерьез, чтобы полюбить тебя. Недурно…

А Турецкий лежал на нарах, скрестив руки на груди и полуприкрыв глаза, размышлял. Пытался понять, за что его взяли, кто к этому причастен и что вообще происходит.

Шконка… Петухи…

Феню он понимал. Турецкий знал, что каждая преступная группа, каждая тюрьма дополняет воровскую речь новыми словами и выражениями, но, несмотря на грандиозную производительность, воровской жаргон не стал богатым и полноценным языком. «Блатная музыка» больше действует на эмоции, чем на интеллект. Не зная точно употребление и смысл блатных выражений, нельзя завоевать какого бы то ни было признания и авторитета. Блатари ненавидят наблатыканных, то есть тех, кто подражает им, разрушая всю патетику и привлекательность преступной речи. Вор отличается от фраера тем, что «ботает по фене» всерьез, а фраер употребляет блатные выражения в шутку, с иронией. И совершенно напрасно.

Что касается поведения вообще, новичку лучше меньше говорить, а больше слушать, смотреть и анализировать. Стараться не конфликтовать, но и не деградировать. Во всяком случае, надо найти возможность делать зарядку, два раза в день чистить зубы и вообще следить за собой. Нечистоплотность и неряшливость будут обязательно замечены сокамерниками, которые отреагируют эффективнее любой санэпидстанции…

Неожиданно накатила сонливость. Довольно странная реакция на стресс, успел подумать Александр Борисович и… заснул.