Изменить размер шрифта - +

 

Нас вытащили на следующее утро. Наскоро обматерили, отстранили от работы и с попутным грузовиком отправили в барак под арест, приказав дать полные объяснения старосте. Дождавшись попутки, мы под бдительным надзором двоих охранников залезли в грузовик и буквально через полчаса были в лагере.

В пути мы с Ловкачом не разговаривали. Хватит. Наговорились в шахте вдоволь.

 

***

 

Странные это были разговоры. Ловкач то срывался на крик, то изъяснялся вполне нормально. Нес какую-то ересь, явно выплескивая свое недовольство нынешней жизнью, а через несколько минут довольно внятно и даже интересно рассказывал о том, что меня в действительности затрагивало.

Мою версию о том, что он офицер, Ловкач напрямую не подтвердил. Впрочем, скорее всего я был прав. В минуты сильного душевного волнения в его речи проскальзывали специфические слова и выражения, свойственные военному человеку.

Ловкач с удовольствием делился со мной взглядами на нынешнее государственное устройство, внятно и подробно рассказал, по какой причине оказался в лагере. Прозаично все. Будучи убежденным вором, Ловкач орудовал в шайке, промышлявшей грабежами небольших поселений. Некоторое время дела шли неплохо. Постоянно кочуя и не слишком зарываясь, его группа добывала пропитание и более-менее прилично существовала. Ключом к безбедному и относительно беспроблемному житью стало то, что ни Ловкач, ни кто-либо из его людей никого не убивали и вообще старались насилия избегать. В этом, честно говоря, я сомневался. Не думаю, что крестьянин запросто отдаст проходимцам свое, заработанное им в поте лица. Впрочем, бог с ним.

Пока Ловкач промышлял по территориям, принадлежащим не слишком крупным и не очень богатым землевладельцам, все ему сходило с рук. Но стоило сунуться во владения Штайнера, хозяина металлургического комбината, нескольких шахт и ГОКов, как его вольнице сразу пришел конец. Их группу быстро выследили и без особых проблем взяли. Двоих подельников Ловкача застрелили на месте, а его, ввиду не очень больших прегрешений, определили в лагерь.

Рассказу Ловкача я не поверил ни на йоту. Возможно, это была действительно правда или хотя бы правда в значительной степени. Но я не верил, скажем так, принципиально. Ловкач путался в некоторых моментах, рассказывая их каждый раз отлично от предыдущего. Отказывался отвечать на уточняющие вопросы, мгновенно входя в психоз. Немудрено было понять, что это своего рода защитная реакция, попытка заставить собеседника снять неудобный вопрос и более к нему не возвращаться. В общем, что-то Ловкач скрывал, оправдывая свое прозвище, и я очень быстро утерял интерес к тому, каким же он образом в действительности оказался в лагере. Услышать правду мне в любом случае было не суждено.

Вместе с тем, следует отдать должное, Ловкач рассказал немало интересного. В частности, чрезвычайно важной была информация о том, где мы в данный момент находимся, в чьих конкретно руках. Многие поступки и решения немцев нашли свое объяснение. Металлургический комбинат и все обеспечивающие его структуры являлись прежде всего организациями, ориентированными на извлечение прибыли. Именно поэтому мне и поступило предложение вступить в местные правоохранные органы. Элементарный рационализм – использовать человека там, где он может принести наибольшую пользу. Однако мой отказ тоже не стал ни для кого трагедией: просто отправили на другую, менее квалифицированную работу, где, однако, я опять же мог принести пользу. Деньги. Одни лишь деньги ставились во главу угла.

Осмеянный патриотизм. Ловкач не был русским, как и его подельники. Себя он называл вором и ворами величал своих товарищей. С уважением, скрепя сердце, относился к тем двум ухарям, что послали нас на дело. Потому что они были в авторитете. Цвет кожи и национальность ничего не значили для моего напарника. Он даже рассмеялся, когда я заикнулся об этом и предположил возможность объединения русских для свержения оккупации.

Быстрый переход