Солдаты, охраняющие камеру Джеймсон, смотрят перед собой. Я двигаюсь дальше. За спиной все еще слышится ее тихий низкий смех. Сердце колотится в моей груди.
Томаса содержат в прямоугольной камере с такими толстыми стеклянными стенами, что не слышно происходящего внутри. Жду у двери, успокаивая себя после столкновения с коммандером Джеймсон. Мне вдруг приходит в голову, что не нужно было приходить сюда, что стоило отказать Томасу в последней просьбе. Может, так было бы лучше.
И все же, если я сейчас развернусь, придется снова столкнуться с коммандером Джеймсон. А я к этому пока не готова – пусть пройдет немного времени. С этой мыслью я делаю глубокий вдох и шагаю к двери со стальной решеткой. Охранник открывает ее, впускает меня, а потом запирает за мной дверь. Мои шаги эхом разносятся по маленькому пустому помещению.
Томас встает, звякнув цепью. Таким растрепанным я его еще не видела, но знаю, будь руки у него свободны, он бы выгладил помятую форму и расчесал непослушные волосы. Томас щелкает каблуками и, пока я прошу его оставить официоз, не сводит с меня взгляда.
– Рад вас видеть, принцепс-элект, – говорит он.
Мне кажется или на его серьезном лице и в самом деле лежит тень печали?
– Спасибо, что откликнулись на мою последнюю просьбу. Совсем скоро вы избавитесь от меня навсегда.
Я качаю головой, злюсь на себя: неколебимая верность Томаса Республике откликается во мне призрачным сочувствием, несмотря на все его преступления.
– Садитесь, как вам будет удобно, – говорю я ему.
Он подчиняется, не промедлив ни секунды, и мы одновременно опускаемся на холодный пол. Он прислоняется к стене, я усаживаюсь, подогнув под себя ноги. Некоторое время мы молчим, неловкая тишина затягивается.
Я заговариваю первой:
– Вам больше ни к чему проявлять лояльность Республике. Можете оставить это в прошлом.
– Долг солдата – хранить верность Республике до самого конца, а я все еще солдат, – мотает головой Томас. – И останусь солдатом до самой смерти.
Не знаю почему, но мысль о его казни отзывается в моем сердце множеством странных эмоций. Счастье, облегчение, злость, печаль.
– Зачем вы хотели меня видеть? – наконец спрашиваю я.
– Миз Айпэрис, прежде чем наступит завтра… – Голос Томаса на секунду смолкает. – Я хочу во всех подробностях рассказать о последних часах жизни Метиаса, о том, что случилось в тот вечер в госпитале. Я просто чувствую… чувствую, таков мой долг перед вами. Если кто и должен знать, так только вы.
Сердце мое бьется все чаще. Готова ли я пережить те события снова… нужно ли мне выслушивать его сейчас? Метиас мертв, и подробности гибели брата не помогут мне его вернуть. Ловлю себя на том, что отвечаю на взгляд Томаса спокойным ровным взглядом. Его долг передо мной. Но гораздо важнее мой долг перед Метиасом. После расстрела Томаса кто-то должен сохранить память о гибели капитана Айпэриса, о том, как все было на самом деле.
Я медленно усмиряю свое сердце.
– Хорошо. – Мой голос звучит чуть надтреснуто.
– Я помню тот вечер в мельчайших деталях, – тихо говорит Томас.
– Слушаю вас.
И Томас, как послушный солдат, начинает рассказ:
– В день смерти вашего брата меня вызвала коммандер Джеймсон. Мы были рядом с джипами у входа в госпиталь. Метиас болтал с медсестрой перед главной раздвижной дверью. Я стоял за машинами в некотором отдалении. И тут она меня вызвала.
С каждым словом Томаса тюрьма вокруг нас будто исчезает, а вместо нее появляется сцена из той роковой ночи: госпиталь, военные автомобили и солдаты, темные улицы. Я словно иду рядом с Томасом, вижу все то, что видел он. И теперь по-новому переживаю случившееся. |