– Спасибо, отлично. Я ждала этого дня.

– Конечно, – кивает Анден. – Вскоре они оба исчезнут из вашей жизни навсегда.

Он утешительно сжимает мне плечо, после чего исчезает так же неожиданно, как появился, в сопровождении слабого позвякивания медалей и эполет, а через несколько секунд появляется на своем балконе.

Я поднимаю голову, тщетно пытаясь изобразить браваду, поскольку знаю: ледяной взгляд коммандера Джеймсон по-прежнему устремлен на меня. Каждый сенатор поднимается, чтобы вынести свой вердикт, а я задерживаю дыхание и одно за другим прогоняю все воспоминания, в которых меня сверлят ее холодные глаза, складываю их в маленькое отделение на периферии сознания. Голосование, кажется, длится целую вечность, хотя сенаторы быстро произносят речи, которыми, по их мнению, угодят Президенту. После стольких казней никому не хватает смелости выступить наперекор воле Андена. Когда наступает моя очередь, я чувствую, как от сухости перехватывает горло. Несколько раз глотаю слюну.

– Виновна, – звучит мой голос четко и спокойно.

Серж и Мариана говорят следом. После чего мы выносим вердикт по делу Томаса. Три минуты спустя на балкон к Андену поспешно заходит человек (лысый, с круглым морщинистым лицом, в алой, до пола мантии, которую он придерживает левой рукой) и торопливо кланяется. Анден шепчет что-то ему на ухо. Я с безмолвным любопытством наблюдаю за их беседой, пытаясь предугадать по их жестам окончательное решение. Вскоре Анден и человек в мантии кивают, после чего последний обращается ко всему собранию:

– Мы готовы вынести приговоры капитану Томасу Александру Брайанту и коммандеру Наташе Джеймсон из восьмого подразделения Лос-Анджелесской патрульной службы. Прошу всех встать в честь блистательного Президента.

Сенаторы и я поднимаемся с мест, а коммандер Джеймсон с выражением крайнего презрения на лице устремляет взгляд на Андена. Томас замирает, повернувшись в сторону Президента и приложив руку к виску. Он остается в таком положении, пока Анден встает, распрямляется, заводит руки за спину. На мгновение в ожидании окончательного приговора наступает абсолютная тишина – только один голос имеет значение. Я подавляю приступ кашля. Инстинктивно стреляю глазами то в одного, то в другого принцепс-электа – теперь я это делаю постоянно. На лице у Марианы мрачное удовлетворение, у Сержа – явная скука. Сжимаю в кулаке незаконченное колечко из скрепок. Я знаю, оно оставит глубокие канавки на моей ладони.

– Каждый сенатор Республики вынес свой вердикт, – обращается к залу Анден.

Его слова звучат веско, в соответствии со стародавними требованиями к подобным речам. Удивительно, как ему удается говорить так тихо и в то же время так властно.

– Я принял во внимание их совместное решение, а теперь объявляю свое собственное.

Анден замолкает и переводит взгляд на площадку, где стоят в ожидании обвиняемые. Томас – по-прежнему по стойке «смирно» и с рукой у виска – смотрит перед собой.

– Томас Александр Брайант, капитан восьмого подразделения Лос-Анджелесской патрульной службы, Республика признает вас виновным…

Зал погружен в полную тишину. Я стараюсь дышать ровно. Думать о чем-нибудь. О чем угодно. Ну, скажем, вспомнить все политические трактаты, прочитанные за последнюю неделю. Пытаюсь воспроизвести в уме факты, о которых только узнала. Но вдруг понимаю, что вспомнить ничего не могу. Так на меня непохоже.

– …в убийстве капитана Метиаса Айпэриса вечером тринадцатого ноября, в убийстве гражданки Грейс Уинг без особого предписания, в собственноручной казни двенадцати протестующих на Баталла-сквер в день…

Его голос то звучит, то пропадает в шуме внутри головы.