В душе Якубовский с облегчением вздохнул, но ему не хотелось признаваться, что он трусил.

– Я не могу вам этого позволить, – пробормотал он.

– На вас и так лежит большая ответственность, – бросил Дорогин, демонстративно открывая иллюстрированный журнал и погружаясь в чтение, мол, отцепитесь от меня, не мешайте.

Около часа никто не беспокоил главного редактора, и именно это заставляло его нервничать. Наконец раздался телефонный звонок. Яков Павлович побледнел, перекрестился и взял трубку.

– Алло, – дрожащим голосом произнес он, затем показал Дорогину условный знак, который означал, что звонят похитители.

Переговоры оказались недолгими. Звонивший на удивление легко соглашался на все условия главного редактора, правда, взамен требовал таких же уступок, Якову Павловичу даже показалось, что похититель уже в курсе плана обмена похищенной Белкиной на деньги. И немудрено, он сам еще вчера выложил план обмена, согласованный с Дорогиным, Гаспарову, чтобы тот, как человек искушенный, дал дельный совет.

Наконец Яков Павлович опустил трубку, но не на рычаги аппарата, а мимо. Он сидел как каменное изваяние.

Сергей положил трубку на место и сказал:

– Я все слышал.

– Они согласны, – бескровными губами пробормотал Якубовский.

– Извините, но я поеду на вашей машине. Дорогин взял со стола ключи и бросил их в карман светлого пиджака, принадлежавшего Якову Павловичу. Главный редактор «Свободных новостей плюс» не сопротивлялся. С ним сейчас можно было делать что угодно.

– Все будет хорошо, – приободрил его Дорогин, нахлобучивая шляпу.

Он максимально сдвинул ее на лоб так, чтобы не было видно глаз.

«Неужели я так выгляжу со стороны?» – подумал Яков Павлович.

Лишь только Дорогин ушел, Якубовский тут же вышел в редакцию. Взгляд его остановился на потухшем мониторе компьютера Белкиной.

– Если будут приходить, звонить и спрашивать, то меня нет.

– Ни для кого?

– Для всех я умер, – и Яков Павлович заперся у себя в кабинете.

Поставил на стол начатую бутылку коньяка и стакан тонкого стекла. «Буду пить понемногу, чтобы не напиться». В ушах еще стояли прощальные слова Дорогина:

«Все будет хорошо.»

– Хотелось бы в это верить, – проговорил Якубовский, чокаясь с маленьким зеркальцем, вмонтированным в подставку для календаря. Он видел в нем лишь собственные глаза, испуганные и бегающие.

За окном понемногу сгущались сумерки, и Яков Павлович с ужасом представил себя стоящим на продуваемом всеми ветрами старом шоссейном мосту через Клязьму, гудящем под собственной тяжестью. Новый мост – в отдалении, над головой – ночное небо и обжигающая тяжесть портфеля с тремястами тысячами долларов. И плюс к этому мистическое время: полночь – время духов и теней.

– Нет, все-таки хорошо, что поехал он, а не я, – вздохнул Яков Павлович, проглатывая коньяк. – Я бы там умер от страха. От волнения я начинаю сходить с ума, – спохватился Якубовский, вспомнив, что обещал перезвонить Гаспарову тут же после переговоров с похитителями.

Он набрал номер.

Гаспаров уже ждал звонка более пятнадцати минут, не понимая, почему главный редактор ему не звонит. С удивлением посмотрел на экранчик определителя, по всему выходило, что Якубовский звонит из кабинета, а не по мобильнику. Люди же Гаспарова, наблюдавшие за редакцией, уже доложили ему, что главный редактор сел с чемоданчиком в свою машину и поехал. «Прямо-таки мистика какая-то получается!»

И все-таки Гаспаров ответил.

– Это я, – зашептал Якубовский в трубку.