Большую часть землянок уже покрыли, и в них разложили товары; густая толпа колыхалась между бочками с пивом и холмом, где сидели сказители. Часть луга была уже полностью занята шатрами всех цветов радуги, но со стороны дороги через пышно разукрашенные ворота прибывали все новые и новые гости.

Халли робко приблизился к воротам, испытывая искушение войти и прикидывая свои шансы. У ворот стоял Грим-кузнец, могучий и бдительный. Заметив Халли, он сделал пару жестов, коротких, но недвусмысленно угрожающих.

Халли опустил голову. Он побрел было обратно к Дому, потом вдруг свернул на узкую тропинку, разделяющую поля с репой.

С восточной стороны Дома, там, где троввская стена окончательно обрушилась, оставив лишь покатый склон, заросший травой и лопухами, находился Свейнов сад. Это был участок с тремя десятками деревьев, преимущественно яблонями и грушей-ветровкой, обнесенный невысокой стенкой из дерна. Сад не приносил особенного урожая, и сюда мало кто приходил. А сегодня здесь должно было быть совершенно безлюдно. И Халли пробрался туда, рассчитывая обрести покой и уединение.

Всего пара шагов — и темно-зеленые ветви сомкнулись над ним, скрыв его от всего мира. Шум Собрания внезапно сделался далеким-далеким. Халли вздохнул свободнее. Он прошел несколько шагов, остановился, закрыл глаза и погрузился в раздумья.

В это время у него над головой раздался сложный многоступенчатый шум. Начался он с шуршания коры, потом послышался треск сучьев, короткий визг, и наконец на голову ему посыпался целый град яблок.

Халли отпрыгнул в сторону, как олень, но поздно: еще одно яблоко его все-таки настигло. Тут он услышал глухой удар у ствола соседнего дерева. Он обернулся — и с изумлением уставился на девчонку, которая растянулась среди корней, торопливо одергивая юбки на растопыренных ногах. На коленях у девчонки и рядом с ней лежала целая груда яблок. Ноги у нее были босые и черные от грязи, а платье — когда-то очень красивое, фиолетовое, как спелая слива, — вымазано зеленью. Лица было почти не видно за длинными, соломенного цвета волосами, которые выбились из заколки и растрепались во время неожиданного спуска.

Поскольку Халли привык к Гудню, которая всегда была чистенькая и аккуратная, ему было чему удивляться. Он растерянно смотрел на девочку.

Девчонка подула на волосы и небрежно отбросила их назад.

— А поделом мне, — сказала она, — нечего жадничать и набирать в подол по двадцать штук зараз! В тебя-то яблоки не попали?

Вид у нее сделался озабоченный.

— Почти все в меня и попали.

— Тьфу ты! Значит, побились, и что теперь в них толку? Вот если бы они попадали на мох, с ними бы ничего не случилось…

Она похлопала по земле рядом с собой.

— Хорошо, мох тут толстый, повезло моей заднице! Ну, помоги встать, что ли.

Халли открыл было рот, но обнаружил, что ему и сказать-то нечего. Он протянул руку и поднял девочку.

— Спасибо.

Она стояла перед ним, отряхивая с платья веточки и кусочки коры и разглядывая свежие царапины на голых загорелых руках. Она была на полголовы выше Халли и, наверное, немного постарше. Девочка печально осмотрела свое платье.

— Тетя меня убьет, — продолжала она. — Мне в этом завтра надо на прениях присутствовать, а я, разумеется, другого парадного платья не захватила. Конечно, надо было переодеться, но шатер-то еще не поставили, а мне неохота было раздеваться прямо посреди луга. Кто ж меня после этого замуж возьмет? А может, наоборот, возьмут тем охотнее. Ладно, собери их, будь так добр.