Кто ж меня после этого замуж возьмет? А может, наоборот, возьмут тем охотнее. Ладно, собери их, будь так добр. Думаю, они все-таки мне сгодятся.
Халли уставился на девочку, окончательно сбитый с толку.
— Чего тебе сделать?
— Яблоки, яблоки подбери!
Она ждала, вскинув брови.
— Экий ты бестолковый слуга! Мой отец за такую нерасторопность давно бы взгрел тебя так, что ты летел бы отсюда до следующей недели.
Халли прокашлялся, вытянулся во весь рост, достав ей до подбородка, и твердо сказал:
— Ты ошибаешься. Я не слуга.
Девочка закатила глаза.
— Ох, ну а как это называется у вас, в Доме Свейна? Прислужник? Лакей? Мальчик на побегушках? Пусть будет мальчик на побегушках. Мы можем весь день обсуждать, как именно ты называешься, но на суть дела это никак не повлияет. Просто собери яблоки.
— Меня зовут Халли Свейнссон! И я…
— Великий Арне, ты что, называешь себя вассалом? Вроде бы в Доме Хакона это называется именно так. Такая напыщенность вполне в их духе. А у нас в Доме Арне люди простые и привыкли называть вещи своими именами. Слуга — он слуга и есть. — Она сделала паузу. — Ну что такое?
Халли осклабился и медленно, с расстановкой произнес:
— Меня зовут Халли Свейнссон, я сын Арнкеля, вершителя этого Дома, и Астрид, его законоговорителя. А ты, кто бы ты ни была, — гость моего Дома и воруешь мои яблоки. Могу ли я спросить, почему вместо того, чтобы обойтись со мной с подобающим уважением, ты унижаешь меня, предполагая, будто я простой слуга? Чем ты можешь это объяснить?
Девочка указала на его одежду.
— Где цвета твоего Дома?
— А? — Халли посмотрел на себя. — А-а…
Девчонка была права. Во время Собрания вся его семья, разумеется, ходила в парадных костюмах, черных с серебром, — Лейв небось расхаживает по лугу и красуется. Прочие наиболее важные люди в Доме, такие как Грим, Унн, даже Эйольв, носили парадные одежды черного цвета с узким серебряным кантиком. Но Халли запретили надевать парадную одежду. На нем была обычная домотканая туника из некрашеной бурой ткани, и к тому же рваная и нестираная. Ясно, что такой костюм во время праздника однозначно и недвусмысленно характеризовал его как слугу. Девчонка кашлянула.
— Ну? И чем ты можешь это объяснить?
Халли почесал в затылке.
— Ну, я… Я просто не надел цвета своего Дома.
— Я вижу. Я только что именно это и сказала.
Халли почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо.
— Могу тебя заверить, — начал он, — что я — Халли, сын…
— Можешь не повторять, — перебила девчонка. — Мы в саду, а не на пиру в чертоге. Теперь я знаю, кто ты такой. Я про вас вообще много всего знаю. Я про вас учила, когда с тетей занималась. Большинство из ваших умирают глупой смертью.
Халли напрягся.
— Ничего подобного!
— Ну как же? Медведи, волки, колодцы, муравьи… Разве не глупо?
— Не муравьи, а пчелы! Его пчелы зажалили…
— Удивительно еще, как никто из вас не умер, подавившись мухой! Хотя у тебя есть такая возможность, если будешь разевать рот, как сейчас!
И физиономия девчонки, до тех пор сохранявшая выражение легкого презрения, внезапно расплылась в широчайшей улыбке. Глаза ее сощурились и лукаво сверкнули. У Халли что-то вздрогнуло в животе — он приписал это несварению желудка.
— Да ладно, — продолжала она, — кому они нужны, все эти генеалогии и семейные истории каждого из Домов? Чепуха все это и скука смертная. Я — Ауд, дочь Ульвара, из Дома Арне.
Она протянула ему ладошку, поглядела на нее и, обнаружив на ней яблочных червей, поспешно вытерла ее о платье. |