— Ладно, пиши! — поколебавшись, согласился прыщавый и пододвинул к нему чернильницу. — Только постарайся поразборчивее.

Спустя час, когда, покраснев от творческих усилий, Мамед Рузаев закончил сочинение самооговора, следователь, прочитав то, что вышло из-под его пера, пришел в немой восторг.

— Ну ты и даешь! Здорово все написано! Последовательно и четко! Никто еще у меня так не старался получить вышку.

Аккуратно промокнув чернила, он как величайшую драгоценность положил «признание» врага народа Рузаева в папку с его делом, и в течение последующей недели Мамеда никто не беспокоил. Кормили вполне сносно, и мучили его лишь мысли о том, что последует дальше. «Неужели ни суда, ни пресловутой тройки не будет? Неужто я сам подписал приговор и меня расстреляют, так ни в чем и не разобравшись — только на основании этого фальшивого листка бумаги?» — тоскливо думал он, с каждым днем все больше приходя в отчаяние.

И вот настал решающий день. В том же здании его привели в комнату, где сидели три человека. Двое Рузаеву были неизвестны, но зато он хорошо знал главного из них, впрочем, как и тот его. Это был Маленков, любимец Сталина, который заведовал руководящими кадрами партии. Не глядя на подсудимого, словно не он назначал Мамеда секретарем компартии, строго спросил, держа в руках его «признание»:

— Это ты сам написал Рузаев? Как же ты мог совершить такое?

— А ты, Георгий Максимилианович, внимательно прочитал то, что я там насочинял? — пошел ва-банк Мамед. — Неужели из-за этой лживой чепухи меня поставят к стенке?

— Ты что же, отказываешься от того, — грозно глянул на него Маленков — в чем сам признался?

— В чем же я признался? — выдержав его взгляд, с усмешкой ответил Рузаев. — В том, что пяти лет отроду меня завербовала иностранная разведка? Или в том, что совершал разные преступления в местах, где никогда не бывал? Именно в то время, когда воевал с басмачами!

Воцарилось неловкое молчание. «Тройка», тихо переговариваясь между собой, стала перечитывать его «признание», с которым, похоже, никто толком не ознакомился. Маленков мрачно изрек:

— Почему ты это сделал, Мамед?

— А что мне оставалось, когда кормили селедкой и не давали пить? Знал, что проглотят любую чепуху! У них же против меня ничего нет, Максимилианыч. Это предатели, уничтожающие партийные кадры!

— Хорошо, мы разберемся, — бросил Маленков, и в измученной душе Рузаева шевельнулась робкая надежда.

А когда, уже через неделю, его вызвал большой чекистский начальник и, извинившись за допущенную органами ошибку, вернул ему все награды и документы, вручив крупную сумму денег и путевку на курорт, Мамед понял, что одержал окончательно победу.

— Но Николаю, Анечка, спастись не удалось, и это обидно вдвойне, — потому что уже подул ветер перемен. Предательство Ежова и тот ущерб, который он нанес государству очевидны. Я уверен, что ему придется за это ответить! Но вот Колю Горбака уже не вернуть. В тюрьме мне точно стало известно, что его расстреляли.

Глава 5

Крах Лиги Наций

Страна жила в обстановке ожесточенной конфронтации с не по дням, а по часам растущей агрессивностью германо-итальянского фашизма. Во всем мире противостояли объединенные силы Коминтерна, руководство которым осуществлялось из Москвы. Первая схватка произошла, когда вспыхнул контрреволюционный мятеж генерала Франко в республиканской Испании.

Гитлер и Муссолини оказали прямую военную помощь мятежному генералу, а Сталин — скрытую — республиканскому правительству, организовав под флагом Коминтерна посылку в Испанию добровольцев, из которых на месте формировались интернациональные бригады бойцов.