Едва ворота открылись настолько, чтобы мог проехать всадник, Ерофей пришпорил коня и ринулся из города. Гермес, прежде чем выехать, строго напомнил стражникам, что до утра они не должны никого из города выпускать, и поскакал вслед за товарищем.

Некоторое время они скакали по дороге молча, пока не достигли развилки, где дорога разбегалась к Вильневу и Каору.

- Ну, - спросил Ерофей, - как поедем? Ты же у нас знаток всех времен, говори, как будет лучше, - поддел он приятеля.

Гермес кусал ус и сосредоточенно думал, почесывая горбинку носа. На лице метались какие-то тени, словно отражение его мучительных мыслей.

- Ерофей, а что, если мы разделимся? - наконец спросил он.

Ерофей вытаращился на него:

- Ты что? Обалдел, да? Втянул меня в эту катавасию, а сам… - от обиды он даже слов не находил.

- Пойми, Ероха, - терпеливо начал ему вдалбливать в голову Гермес. - Вот пустят за нами погоню, на этой развилке решат поехать по той или другой дороге, и если схватят, то одного из нас. Зато другой сможет добраться до Парижа. Ну, понял?

Ерофей тихо спросил:

- А если они тоже разделятся?

Гермес замолк, однако через несколько мгновений сказал, вздёрнув нос:

- Ну, это ещё бабушка надвое сказала - разделятся или нет. Думаю, не допентят. А у нас шансы кому-то остаться в живых возрастают.

- Ну, на кой ляд это нам надо! - разозлился Ерофей. - Давай вернёмся обратно!

- Мы же слово дали доставить письмо Генриха Наваррского в Париж, для меня дело чести сдержать данное слово, а ты - как знаешь, - от возмущения у Гермеса даже усы встопорщились.

- Ну, хорошо, - согласился Ерофей, - давай сделаем так, как ты предлагаешь.

- Эгей, это уже другой коленкор, - повеселел Гермес и вытащил из кармана золотую монету.

Ерофей удивился, откуда она у Гермеса. «Спёр, наверное, где-нибудь», - с полной уверенностью решил он.

А Гермес тем временем подкинул монету и загадал:

- «Орёл» - значит мне в Каор! - он ловко подхватил монету на лету в кулак, потом разжал руку, и на ладони тускло сверкнула «решка». - Ну что же, тебе выпал Каор, дорога туда, говорят, спокойная, а я двигаю в Вильнёв. Счастливо тебе, дружище! Встретимся в Лиможе! - и тронул коня.

- Скатертью дорога! - совсем не по-доброму пожелал Ерофей товарищу, всё ещё обижаясь на него, понимая, однако, что Гермес прав. Лучше разделиться, тем более что у Гермеса находится перстень-пароль, а на груди Ерофея покоится запечатанный пакет, хотя оба знают и устное сообщение. Ерофей измучился, пока выучил текст письма, кроме того, Гермес заставил Ерофея вызубрить и самые необходимые фразы, нужные для общения в дороге.

Ерофей тяжело вздохнул и поехал по другой дороге.

Ох, и зачем они ввязались в эти междоусобные войны французского короля и его восставшего вассала герцога Майенского? Впрочем, Ерофей благодарен Гермесу, что спас его, в самом деле, от неминучей беды. А беда, теперь Ерофей это понимает, и впрямь стряслась бы…

… Тот чудесный вечер, воспоминания о котором так бесцеремонно прервал Гермес, закончился в спальне Изольды, где Ерофей оказался незнамо как. И это его было первое сближение с женщиной, но «боевое крещение» завершилось большой неожиданностью - открылась дверь, и на пороге возникла мать Изольды.

- Ах, мама! - испуганно вскричала Изольда и спряталась под одеялом.

- Боже мой! - воскликнула мама, заламывая руки. - Изочка! Молодой человек, извольте немедленно объяснить, что вы тут делаете?

- Я… я… - начал заикаться Ерофей, чувствуя, как холодеют все его конечности: руки-ноги и так далее, а недавно - подумать только! - это «так далее» пламенело, как раскалённый в горне штырь. - Я… я… как честный человек, прошу руки вашей дочери, - язык выговаривал эти слова, а сердце молчало - Ерофей понял вдруг, что совсем не желает стать мужем Изольды, к тому же что-то ему подсказывало, что Изольда тоже не очень стремится выйти за него замуж.