Без стоимости изумруда, разумеется, которую Зимка не могла определить даже приблизительно.
— Сколько? — спросила она только для того, чтобы отказаться. Но бывалый мужичок не дал ей такой возможности.
— Как договорились, — ответствовал он, поставив Зимку в тупик.
— Но это много, — подумав, выкрутилась она.
— Помилуйте, барышня!
Мужичок нахмурился. А Зимка не могла позволить себе даже этого. Она не решалась выказывать чувства, не установив предварительно, какие имеются у нее основания рассердиться. Не зная даже, идет ли речь о покупке или подразумевается нечто иное, она ограничилась кислой полуулыбкой.
— Хорошо. Но у меня нет сейчас на руках всей суммы.
— Хотя бы половину на первый раз.
— А сколько ты считаешь за половину?
Свободный человек — все чувства были в его распоряжении, он укоризненно глянул:
— Половина, барышня, это когда сговоренная сумма поделена на две равные части.
— А если поделить на неравные?
— Восемьдесят червонцев на первый случай.
И мужичок хитро прищурился в ожидании дальнейших препирательств. Зимка же перевела дух, прояснив хотя бы что-то о цене. Но восемьдесят червонцев — это было много. Много больше того, что она имела в виду, «не преувеличивая» значения камня.
— Ишь ты какой! — сказала она вполне бессмысленно. — Ладно… Давай. Придешь завтра за деньгами.
Оставшись одна, Зимка поскучнела и обозвала себя дурой. Цена представлялась ей чрезмерной, а назначенный срок — завтра — излишне определенным. Ничто не мешало ведь отделаться пустыми обещаниями, а потом водить мошенника за нос сколь угодно долго. Доходили ведь до Зимки разговоры, что большие люди, истинные вельможи, берут и не платят. Слушая эти сказки еще в отрочестве, Зимка замирала от сладостной веры в чудо. И вот теперь, когда самое необыкновенное и невозможное начало как будто свершаться, Зимка с горечью ощутила, что осталась в глубине души все той же мещанкой из Колобжега — не могла она преодолеть в себе подлую привычку платить. Восемьдесят червонцев! Отложенный на завтра долг портил Зимке настроение, не давая возможности отвлечься. Вряд ли это было то дерзкое, гордое чувство, с каким великие люди шли по жизни, ни за что не расплачиваясь.
Она позвала одну из служанок, постарше, некрасивую блеклую женщину средних лет, которая внушала ей некоторое доверие глуповатым выражением лица, и велела позвать вчерашнего купца. Того самого, что приносил перстни, ожерелья и шкатулки.
Купец не замедлил явиться, и Зимка встретила его как спасителя. Этот исполненный достоинств человек поражал высокомудрым лбом, обширность которого находила естественное продолжение в залысинах. Недостаток волос сверху уравновешивался черной бородой по самые глаза и ноздри, так что в беспросветной чаще только изредка, при разговоре посверкивали белые, плотоядные зубы.
— Сколько дашь за эту вещицу? — небрежно спросила Зимка, доставая волшебный камень Сорокон. Тяжелая цепь со звоном выскользнула, провиснув до пола.
Купец выразительно зыркнул и, когда принял цепь, ответил почтительным вопросом:
— Вы хотите продать?
Склонивши к Лжезолотинке высокий купол лба, он не торопился.
— Вещь действительно редкая. Не стану скрывать.
— Еще бы ты посмел скрыть! — возмутилась Зимка.
Честный человек приложил руку к сердцу и сокрушенно вскинулся — мотнул головой, как испуганный оводом жеребец.
— Ты должен назначить настоящую цену. Самому в накладе не остаться, но… и заплатить, — остановила его Зимка.
— Сударыня! — истово воскликнул купец. |