— Сударыня! — истово воскликнул купец. — Вы исключительно верно подметили существо дела!
— Я не нуждаюсь в твоих… этих… Сколько?
Но купец только вздохнул и зачем-то вытер ладонь о черный с золотыми полосами кафтан, туго налитый сытым брюшком. Зимка вынуждена была убедиться, что и разум купца, самая способность к суждению сокрыты не менее тщательно и надежно, чем его зубы в густой бороде.
— Сколько? — вздохнул он еще раз. — Во всяком случае, больше того, что у меня есть в наличности.
— Но я не спрашиваю, сколько у тебя в наличности! — резко возразила Зимка.
— Нет, ни в коем случае! Упаси боже! — подтвердил купец. — Однако без наличности я никак не смогу купить. За настоящую цену.
— Я позову другого! — Зимка села. Слишком резко и зло, чтобы можно было усидеть долго. И вправду, она тут же встала.
— Позвольте еще раз глянуть, — покорно сказал купец, заново перебирая подвеску. Надо сказать, впрочем, что он только тем и занимался, что глядел, поворачивая изумруд на свет, и потому учтивая просьба его не имела никакого действительного содержания. — Если бы сударыня согласилась получить сумму по частям, — пробормотал он.
— Я согласна! — оборвала Зимка нетерпеливо.
— С рассрочкой на два месяца.
— Да господи боже мой — с рассрочкой! Черт с тобой!
— С тем, чтобы получить остаток условленной суммы в Толпене. По прибытии в столицу.
— В столице?
— Да. Я выдам долговое обязательство.
— Черт! — прошипела Зимка, теряя самообладание. — Но что сейчас? Сто червонцев на стол!
— Лады! — согласился купец вдруг с такой непостижимой легкостью, что Зимка как в пустоту провалилась.
На миг она ощутила, что кружится голова — глупость какая-то, непонятно кем и для чего совершаемая.
— Разумеется! — поторопился подтвердить купец. — Для вас, сударыня, я добуду сто червонцев уже к вечеру. Хотя бы мне пришлось разориться и закрыть лавочку.
— Ладно, хорошо, — смирилась Зимка. — Но окончательная цена, что будет? Сколько всего?
— Положитесь на меня! — заверил купец, сверкнув очами.
— Но…
— И я надеюсь, — истово продолжал он, — что сударыня не забудет мою услугу, когда там, в Толпене, при большем дворе, где настоящие деньги и настоящие цены, она войдет в полную силу.
— Ну уж… посмотрим… — смягчилась Зимка, неопределенно хмыкнув.
— Мы, сударыня, торгуем узорочьем.
Вечером того же дня высоколобый купец отсчитал Зимке сто червонцев готовизной, а она отдала ему за это величайший волшебный камень Сорокон. Пятьдесят червонцев она возвратила проходимцу, который доставил ей изумруд, и, не краснея, солгала, что больше нет. Очутились у нее большие деньги, звонкая монета, возникшая как бы из пустоты, из ничего. Что походило на чудо.
И нужно было готовиться, по видимости, к чудесам еще большим. Зимка ждала, изнывая в предположениях, испытывая муки болезненно возбужденных надежд, но не решалась ничего предпринимать, чтобы увидеть Юлия. За несколько дней она не собралась даже проведать Нуту — из опасения чего-нибудь сгоряча напутать, испортить сказку. Чутье подсказывало ей, что нужно выждать.
Раздражение взвинченных чувств при утомительном безделье и неподвижности сказывалось слезами. И Зимка не трудилась скрывать приступы слезливости от служанок, втайне жалея только, что иных свидетелей не находится. |