Перепашет до основания. Потом будешь ходить и спотыкаться. И уж запомнишь этот пустырь точно. Но ведь пустырь все равно останется пустырем, понимаешь?
– Ну хорошо, – возразил первый, – но вот Бродский… – он оглянулся на меня и понизил голос. Второй тоже оглянулся. Понятно, ругать Андрея Вознесенского можно вслух, а вот поминать Иосифа Бродского – нежелательно. Особенно, в присутствии сомнительного типа. Черноусов хмыкнул. Никак он не мог понять причину, по которой вот эти литературные мальчики связывали его с всесильным КГБ.
В центре он зашел на главпочтамт – получить перевод, потом в магазин «Союзпечать», где миниатюрная блондинка Валечка, неравнодушная к Черноусовской мужской стати, порадовала его припрятанным «Новым миром» с повестью Уильяма Голдинга «Чрезвычайный посол». Виктор немного поболтал с ней и отправился дальше.
В общем и целом он прошлялся по городу еще около трех часов, бездарно расходуя драгоценное отпускное время, и наконец добрался до редакции. Здесь уже почти никого не было. Только из кабинета ответственного секретаря доносился треск электрической пишущей машинки. Он миновал пустую приемную и постучал в дверь с табличкой «Редактор».
– А, приехал! – по лицу шефа трудно было понять, рад он приходу отпускника или нет. Взглянув на часы, Лисицкий кивнул и поднялся. – Проходи, здравствуй еще раз.
Черноусов пожал протянутую руку и сел в указанное кресло.
– Как в отпуске? – спросил Николай Степанович.
– Лучше, чем на работе, – честно ответил Виктор.
– Да, завидую, – сказал он. – Я вот третий год никак не вырвусь, – он вздохнул.
Черноусов сочувственно хмыкнул. «Вот в чем дело, – подумал он, – шефу нужна жилетка для соплей. Вот и вызвал после работы – поплакаться, пожаловаться на жизнь. Сейчас вытащит из сейфа початую бутылку коньяка, и просидим мы с ним до утра в обнимку, распевая душевные украинские песни…»
– Что собираешься делать? – хмуро спросил Лисицкий.
– Еще не знаю, – ответил Черноусов. – Думаю на недельку съездить к морю. А потом – потом видно будет.
– Понятно… Скажи пожалуйста, ты знаешь Григория Николаевича Василенко? – спросил вдруг он.
Вопрос показался Виктору праздным. Г.Н.Василенко занимал пост заведующего отдела печати ЦК. Странно было бы корреспонденту молодежной газеты не знать его.
Он кивнул.
– У него есть к тебе личная просьба, – сказал Лисицкий.
Это показалось еще более странным, если не сказать подозрительным, чем вопрос. До сих пор Виктор жил в полной уверенности, что Г.Н.Василенко понятия не имеет о существовании В.М.Черноусова. То есть встречались, конечно, но встречи эти были весьма условны, поскольку Черноусов сидел в зале и даже не в первом ряду, а завотделом ЦК, естественно, на сцене в президиуме.
– А подробнее нельзя? – спросил Виктор.
Лисицкий пожал плечами.
– Подробности он тебе изложит сам, – ответил он. – В личной беседе.
Черноусов чуть обалдел, потому что решил – его сейчас отошлют в Москву подробно беседовать с начальством о начальственной просьбе. Через минуту сообразил, что речь идет о телефонном разговоре. Все-таки после пьянки с сообразительностью туго.
Пока он в очередной раз предавался мысленному самобичеванию, Лисицкий снял телефонную трубку и набрал номер.
– Алло, – сказал он. – Григорий Николаевич? Добрый вечер. Он здесь, у меня. Передаю трубку.
Виктор взял трубку, вопросительно посмотрел на шефа. Тот кивнул.
– Добрый вечер, – сказал Черноусов искусственно-бодрым голосом.
– Здравствуй, Виктор, – Василенко сразу перешел на «ты». |