— Они что, собрались продавать свою землю?
Беппо энергично ухватился за протянутую ему руку помощи и, чувствуя, что доставит своими словами удовольствие Марино, сказал:
— Ну уж нет, капитан: Уж это-то исключено. Такую землю! Они и дороги только что отремонтировали, а в прошлом году засадили несколько дюн оливковыми деревьями.
— А где же, по-твоему, они собираются искать руки, чтобы все это обрабатывать?
— Что касается этого, капитан, — голос Беппо опять стал жалобным, — они говорят, что постараются обойтись.
— Здесь что-то не то, — проворчал Марино, глядя ему в глаза. — Наверное, ты сделал какую-то глупость, только так можно объяснить.
— Клянусь вам, капитан! — заикаясь и чуть не плача, сказал Беппо.
Я вдруг с интересом посмотрел на Беппо. В смущенном тоне его голоса промелькнуло что-то такое, что молниеносно напомнило мне Бельсенцу. Холодный гнев Марино явно парализовал его, и мне показалось, что у него еще кое-что есть в загашнике. Я спросил как можно более заинтересованным голосом:
— А у тебя-то самого есть какие-нибудь предположения по поводу этих их обстоятельств?
Беппо ухватился за меня, как за спасательный круг.
— Точно сказать здесь ничего невозможно, господин Наблюдатель. Это же ведь старики, вы сами понимаете, что-то там бормочут невнятное; такое чувство, что знают что-то такое, о чем не хотят говорить. — Беппо напряженно размышлял, нахмурив брови. — Они говорят, что времена сейчас ненадежные, вот что они говорят.
— Ненадежные?
— Говорят, что будут события и что заранее сделки теперь заключать нельзя.
— Как это надо понимать?
Голос Марино слегка дрожал.
— События, капитан, что-то нехорошие, то есть война. Вот что они говорят теперь.
Голос Беппо упал, как если бы он признался в постыдной болезни. Наступила короткая тяжелая пауза. Я постарался сохранить спокойствие. Взгляд Марино, стоявшего сзади меня, внушал мне страх. Однако тут раздался его голос, абсолютно невозмутимый, вызвавший у меня восхищение.
— Совсем Карло постарел. Ну ладно, иди, Беппо. Поеду в Ортелло улаживать это дело.
После ухода Беппо я остался без прикрытия. Марино с озабоченным видом ходил взад и вперед, заложив руки за спину и опустив голову. Молчание стало настолько гнетущим, что я машинально распахнул окно. Пустая предвечерняя тоска хлынула в комнату, как запах. Шаги затихли, и за моей спиной раздался неожиданно мягкий, как у тяжелораненого, голос Марино.
— Неприятная штука получается, Альдо.
Я пожал плечами, стараясь сохранять как можно более невозмутимый вид.
— Мне кажется, что все это несерьезно. Карло передумает. Я не представляю себе, как бы в Ортелло смогли обойтись без наших людей.
— Ты так думаешь?
Ставший внезапно таким зависимым, он, казалось, постарел на глазах. Я испытывал жалость к его запыхавшемуся голосу, который цеплялся за меня, как рука.
— …Именно это меня и беспокоит, — продолжал он усталым голосом, словно разговаривая сам с собой. — Они не могут обойтись без нас и прекрасно это понимают.
— Вам нужно съездить туда посмотреть. Они ведь на вас молятся.
Мне внезапно захотелось, чтобы он оказался далеко-далеко, — так стремятся вырваться из комнаты больного. Он ждал только моего разрешения.
— Да, ты прав. Поеду туда сейчас же… — Он остановился в нерешительности. — Я вот что хотел сказать тебе. Альдо… — Он казался чуть ли не смущенным. — …Это ведь касается твоих дел; ты поступишь так, как сочтешь нужным. |