Он наклонился к ней, поцеловал, а она ответила, из-за чего все и зашло так далеко. Она сама виновата. Надо было позволить его губам прикоснуться к ней, а потом отстраниться с легким смехом, и все разрешилось бы само собой. Он же сам говорил, что секретарша не должна питать к нему какие-нибудь романтические чувства; он сам поставил все точки над «i». Он же умудренный в житейских делах человек: поцелуй для таких людей ровным счетом ничего не значит, а она чуть не съела его.
Она призвала на помощь все свои силы и попыталась улыбнуться. И это при всей вымученности улыбки было самым правильным.
— Воздействие места и сакэ, — поддакнула она со всей возможной легкостью. — Это, что ни говори, действует, верно? — Она в жизни не чувствовала себя более трезвой. — Я бы не притронулась к сакэ, если бы знала, что это за напиток, — добавила она, выдавив еще одну улыбку.
— Оно обманчиво, — согласился он, и она готова была убить его за ту легкость, с которой он владел собой. Это ж уму непостижимо! Она, несчастная мышка, совсем разомлела, и в голове у нее каша, а кот, знай себе, облизывается и мурлычет, как ни в чем не бывало. Как можно быть такой непроходимой дурой?!
Они посидели еще минут двадцать, что было несносной пыткой, во всяком случае для Грейс. Она даже не пыталась восстановить прическу. Руки у нее так дрожали, что это было бы жуткое зрелище, а унижениями она и без того по горло сыта. А обслуживающая их девушка если что и поняла, то вида не показала.
На обратном пути Алекс как ни в чем не бывало что-то рассказывал. Грейс из последних сил пыталась поддерживать разговор, что давалось ей с трудом. Каждая клеточка ее тела помнила о его объятиях, о его губах, о запахе — тонкой смеси крема для бритья и его тела.
Она знала, что поцелуй для него ничего не значит, что он спокойно все прекратил, как только увидел, как это действует на нее. Он сразу же выкинул эту блажь из головы. Алекс Конквист не тратит время на пустяки, с горечью говорила она себе, пока такси везло их сквозь радужное сияние ночного Токио с его десятью тысячами ресторанов и баров.
Что за хладнокровное, бесчувственное чудовище! Она искоса бросила на него взгляд. Он сидел, откинувшись на спинку сиденья, подтянутый и спокойный. Она пыталась представить себе женщину, которая могла бы быть с ним. Вероятно, такая же бесчувственная ледышка, как и он сам. Слава Богу, он остановился, пока не поздно. Подумаешь, поцеловались! И всех дел-то! Нет худа без добра. Теперь она знает, что это за человек. Она даже рада тому, что произошло. Да, рада.
Она продолжала укорять себя и его и лгать себе до последнего момента, когда они наконец расстались у ее двери, пожелав друг другу спокойной ночи.
Грейс минут десять сидела на кровати, не раздеваясь и вспоминая каждое слово, каждый взгляд, каждую ласку. Наконец она со вздохом откинулась на подушку. Что за история?! Это ж надо! Он ведь возбудился не на шутку. От воспоминания о прижавшейся к ней напрягшейся мужской плоти ее бросило в жар. Хотя какой мужчина устоял бы, когда ему подносят себя на блюдечке?
Ну уж это слишком. Такого не было. Или?..
Нет. Грейс кивнула сама себе, поднимаясь с кровати. И хотя он, вероятно, был удивлен ее реакцией, человек с его опытом должен был остановиться раньше и не заходить так далеко. Так что это не только ее вина. На этот раз она кивнула еще более решительно.
Она прошла в ванную, сбрасывая по дороге одежду, и пустила воду. Она пролежала в ванной, пока вода совсем не остыла. Затем помыла волосы и облачилась в свой банный халат.
Сегодня ей преподали урок, который она не забудет. Она смотрела на себя в зеркало. Что было, то было. Пусть ей это послужит наукой. Никогда, никогда больше она не позволит Алексу целовать себя, да и он сам не такой дурак и больше не рискнет. Но она должна намотать это на ус. |