Но вспомнил, что не ужинал, позвонил и попросил подать ужин в кабинет.
1920 год. Выигрыш.
Вскоре привели Катю с повязкой на руке, которую сделал вчера Яуров. Мужики расступились, давая ей дорогу. Кто-то подтолкнул девушку в спину, она приблизилась почти вплотную к столу. Петро только в этот момент, хоть и сквозь пьяный угар, разглядел, что она хороша собой, такую и под бок положить не грех. Но он люто ненавидел контру, поэтому, опершись о стол обеими руками и придав своему голосу весомости, сказал ей:
– Ты моего брата без глаза оставила, а ведь я хотел тебя в жены временно взять.
– Лучше убейте, – тихо сказала Катя. Тихо, но дерзко.
– Чего? – не расслышал Петро, даже голову повернул в ее сторону, но Катя не повторила. – Гляди-ка, не желает с командиром говорить! Ну, сама судьбу выбрала. Бедоносец, ставлю контру на кон.
Вор раздал карты, пошла игра. В хате азартно замерли, некоторые напряженно курили. Не судьба девки их интересовала, а тот, кто получит выигрыш. Да и кон особый – не каждый день баб разыгрывают. Петро брал взятки, наконец, криво и удовлетворенно улыбнулся, кинув на стол карты. Бедоносец спокойно и аккуратно положил свои – у него было четыре туза.
– Экая редкость! Надо же! – загалдели восторженные голоса.
– Моя дивчина, – сказал Бедоносец.
Петро, вскочил на ноги и заорал:
– Ты, видать, смошенничал! Со мной? С командиром?
– Свидетелей много, – надевая на мизинец перстень, сказал вор. Раздались голоса в его защиту, мол, по правилам играли, честно, все видели. – Карты, командир, – это фортуна. В переводе означает – везение. Сегодня мне повезло, завтра тебе... повезет. Я забираю девку.
Он взял Катю за руку, вывел из хаты под смешки, сальные шуточки и ценные советы, что с ней делать. Она шла ни жива ни мертва, только думала, где бы взять что-либо острое да вонзить в негодяя. На улице к ним подошел еще один, значит, их будет двое, это плохо. Катю начало трясти от безысходности. Но Бедоносец сказал второму:
– Забирай, а мне отдай обещанный крест.
Яуров снял крест вместе с цепочкой, отдал вору, Катя поняла, что этот второй ее купил, теперь она его собственность. Тем временем Яуров, схватив Катю за локоть, повел в соседний двор, где пряталась ее семья от красных. Он постучал в окно, вышла молодайка.
– Отдай вещи дивчины, – сказал он.
– Так заходьте, – распахнула она дверь, приглашая.
В углу стояли четыре дорожных баула разной величины. Яуров попросил веревку, связал по два баула вместе, взвалил их на плечи и скомандовал Кате:
– Иди за мной, коль жить охота.
Прошли немного по темной улице, Яуров вывел коня из загона, взгромоздил на него поклажу, и подсадил Катю, спросив:
– Скакать умеешь?
– Умею, – ответила она.
Яуров взял лошадь под уздцы, вывел за хутор и сказал:
– Ну, прощай. Дале сама скачи.
Катю обожгли его слова – неужто отпускает?! Она приготовилась пустить лошадь во весь опор, пока этот человек не передумал, но, не зная, в какую сторону ехать, сдержала поводья:
– А куда скакать?
– А... – он поднял руку и огляделся. Куда ж ее направить?
Где тут кто засел? К своим ей надо, а где они? Да и как одной-то ночью в чистом поле? Оно ж и днем опасно. Решение он принял, когда посмотрел в сторону родного хутора, куда рвался всей душой:
– Обожди здесь. Я быстро...
Он вернулся на хутор, втайне надеясь, что дивчина сбежит. Яуров вывел своего коня, прискакал к хате, где остановился на постой Силантий Фомич, стукнул в окошко, и позвал:
– Комиссар! Комиссар, выдь, а!
– Что опять стряслось? – тот появился в исподней рубашке. |