– Джонни! Эй, Джонни!

Он остановился и обернулся. Увидев меня, уставился без малейшего выражения.

– Помнишь меня? Сэма Байера? Я жил здесь много лет назад.

– Нет.

– Я так и думал. Как поживаешь, Джонни?

– Хорошо.

– Что ты тут сейчас делал?

– Ничего.

Джонни Петанглс жил со своей матерью и бабушкой на Олив-стрит, у железнодорожной станции. Он был слаб на голову, как обычно говорили, и промышлял всякими случайными работами по городу. Что он действительно любил – так это смотреть телевизор. Я бы не сказал, что Джонни компенсировал свою дефективность гениальностью в какой-то узкой области, но один талант у него был: он мог дословно воспроизвести любую когда-либо услышанную телевизионную рекламу. «И все проблемы как рукой снимет; плуг „Рото“!», «Примите „Соминекс“ и спите спокойно», «Пых, пых, пыхтит какао». Евангелием для него служил голубой экран, и при всем своем слабоумии Джонни твердо знал каждую главу и каждый стих. Иногда сидим мы, маясь скукой смертной, а мимо как раз идет Джонни, нарезая свои бесконечные круги по городу.

– Эй, Джонни, изобрази «Кларк-бар»! А «Чанки»? А как там «Бафферин»?..

Для запоминания ему не требовались ни прилипчивая музыка, ни броские слоганы. Даже врачи в белых халатах, демонстрировавшие по статистическим графикам эффективность аспирина «Бафферин» или геморроидального крема «Препарейшн-эйч», попадали в придурковатую голову Джонни и оставались там – навеки. Но из-за его слабоумия все фразы, хотя и повторенные слово в слово, выходили плоскими и абсолютно выхолощенными, звучали, как голос компьютера: «ЧАР-ЛИ ГО-ВО-РИТ ЧТО ОБОЖАЕТ „ГУД-И-ПЛЕНТИ“».

Оказаться теперь рядом с ним было для меня все равно, что поднести к носу букет свежих цветов. Аромат ностальгии валил с ног.

Он посмотрел направо, затем налево, потом театральным жестом засучил рукав и глянул на часы. Я заметил на циферблате изображение Арнольда Шварценеггера из «Терминатора».

– Мне нужно идти. Мне нужно домой смотреть телевизор.

Я протянул руку и коснулся его запястья. Оно было очень теплым.

– Джонни, помнишь Паулину Острову? Помнишь это имя?

Он прищурил глаза, тронул подбородок и, посмотрев на небо, замурлыкал какую-то мелодию. На мгновение я подумал, что он забыл мой вопрос.

– Нет.

– Ладно. Ну, был рад снова повидать тебя, Джонни.

– Мне было очень приятно.

К моему удивлению, он протянул мне свою ладонь-лопату, и мы пожали руки. Выражение его лица не изменилось, когда он повернулся и зашагал прочь.

Глядя, как он удаляется, я вспоминал Джонни-газировку, Фрэнни Маккейба, Сьюзи Николе, Барбару Тилли... и многих-многих других. Мне вспомнились вечера в местном парке и удушливая скучища, и восторг при виде придурковатого Джонни – какое-никакое, а развлечение, минут на пять. В те дни у нас было столько времени! Вот уж что у нас было – так это время. Вечное ожидание того, что что-нибудь произойдёт, неясно что, что-то должно случиться, кто-то должен прийти и спасти наш день, неделю... от бытия всуе.

Джонни остановился, обернулся и без всякого выражения посмотрел на меня:

– Паулина умерла. Ты смеешься надо мной. Ее давно убили.

– Верно, Джонни. Чертовски давно.

 

Я миновал церковь Святого Сердца, дилерскую контору Стампеля, торговавшую «фордами», канцелярский магазин. Интересно, как некоторые магазины, сколько бы раз ни меняли владельцев, всегда остаются такими же.