– Стоп! Зайдемте ко мне в кабинет, а то меня арестуют.

В кабинете было просторно и пусто – там стояли лишь исцарапанный стол и придвинутые к нему два стула.

 

– Все точно так же, как двадцать лет назад.

Сев за стол, Фрэнни окинул комнату взглядом.

– Я снял Рембрандта, чтобы ты чувствовал себя как дома. Сколько раз нас приводили сюда, Сэм?

– Тебя чаще, чем меня, начальник. Надо бы повесить здесь мемориальную доску.

– Мне надоело сидеть с той стороны и терпеть удары по башке «Желтыми страницами», вот я и решил, что пересяду сюда и сам буду бить.

Моя пацифистка-дочь засопела:

– Это что, правда? Вы действительно бьете людей телефонной книгой?

– Нет, Кассандра, старые добрые времена прошли. Теперь пускают в ход психологическое давление. А если ребята упираются, мы пользуемся электрошокерами для скота.

На лице у него ничего не отразилось – таким я его и помнил. Та же безмятежность и отсутствие каких-либо эмоций – бесстрастное, невозмутимое лицо, не раз спасавшее его от больших неприятностей двадцать лет назад.

– Скажи ей, что ты шутишь, Фрэнни.

– Я шучу, Касс. Итак, мистер Байер, что заставило вас почтить Крейнс-Вью своим посещением после двадцатилетнего отсутствия?

– Сначала расскажи, ради всего святого, как тебя угораздило стать начальником полиции? Я был уверен, что ты кончишь...

– За решеткой? Спасибо. Все так говорят. Это не религиозное просветление, если тебя это беспокоит. Более того – я пошел добровольцем во Вьетнам. Много чего случилось. Много хороших ребят погибло, а я выжил. Помнишь Энди Элдрича? Он в двух футах от меня ел из банки консервированного тунца, которого ему прислала мама, и его убило. Я только что просил его оставить кусочек... Такие дела. Я был после этого сам не свой. Жизнь должна же иметь какой-то смысл, понимаешь? Я вернулся из Вьетнама, поступил в Макалистер-колледж в академии Сент-Пол и сдал на бакалавра. А потом, сам не знаю как, стал копом. Но в этом есть свой резон.

– Ты женат?

– Был женат. А теперь один как перст.

– Папа был женат трижды.

Фрэнни выдвинул ящик и вынул пачку «Мальборо».

– Ничего удивительного. Твой папа всегда любил почудить. Наверное, таким и остался.

– Можете повторить это еще раз: теперь он встречается с женщиной по имени Вероника Лейк.

– Она же давно умерла! Да, Сэм, это оригинально.

– Ладно, Фрэнни, заткнись! Слушай, а помнишь Паулину Острову?

– Конечно. Это ты вытащил ее из реки. В тот день все мы повзрослели.

– Ты хорошо помнишь тот день?

– Еще бы! Сколько всего человек из этой деревни убили?

– Сколько?

– Пока я служу, двоих. А ведь это семнадцать лет. И обоих на войне. Очень трогательно и совершенно не интересно.

– А кто это сделал? Кто убил Паулину?

– По слухам или на самом деле?

Он закурил и щелчком захлопнул зажигалку. Касс и я переглянулись и стали ждать, что он продолжит, но он молчал.

– Мне надо было стать актером, – наконец с улыбкой произнес Фрэнни, выгнув бровь. – Как вам эта напряженная драматическая пауза? Думаю, в кино меня хорошо сыграл бы Энди Гарсия... Лучшее, что есть в должности начальника полиции, – это возможность заглянуть в старые папки и посмотреть, что же действительно творилось, когда мы были пацанами. На тебя по-прежнему есть досье, Сэм. Теперь, когда ты прославился, как думаешь, смогу я сделать деньги, поведав миру о твоих правонарушениях?

– Фрэнни, а что с Паулиной?

– Дело было открыто и закрыто.