Изменить размер шрифта - +
.

— Вы не думаете, что Витторио следовало самому сказать мне об этом?

— Конечно, но он не решится. Потому что вы волнуетесь за родителей, потому что вы пережили потрясение в катакомбах и потому что он распоряжается землей, на которую претендуете вы.

— Он говорил вам и об этом?

— Конечно. Ведь мы коллеги.

Да уж, коллеги… Патриция вмешивается в их отношения ради пользы Витторио, а не из злобного желания причинить боль или из банальной ревности, но потому что они коллеги, а Витторио слишком занятой человек, чтобы отвлекаться от работы…

— Это Витторио просил вас поговорить со мной? — спросила она с вежливостью, которая сделала бы честь самому Маричелли.

— Конечно, нет.

— Рада слышать. Ну что ж, когда я уеду… если действительно уеду… без сомнения, вы будете первой, кто об этом узнает.

Патриция нарочито громко вздохнула, как будто имела дело с капризным ребенком.

— Я не хотела обидеть вас. Просто мне надо защитить Витторио. По институту поползли слухи, и я не желаю, чтобы эти пошлые шутки дошли до его ушей. — Немного помедлив, она добавила: — Видите ли, он весьма влиятельный человек, из очень богатой семьи.

— Я знаю. — А вот это уже предупреждение, и очень серьезное. Неужели в Италии до сих пор существует такое же строгое деление на касты, которое было в Англии в прошлом веке? Значит, простой англичанке в этих кругах делать нечего? Странно… До сих пор Одри видела здесь, в Италии, только доброту и дружелюбие. Вот и еще одна загадка. Может быть, все это было напускным?

Может быть, отвергая многочисленные приглашения Рико познакомиться с родными, она кого-то ненароком обидела? Может, именно поэтому так расстраивалась мать? Но даже если и так, Патриции-то какое до этого дело? И что в словах этой женщины правда, а что домысел?

Внезапно Одри затосковала по дому, по людям, которых она хорошо знала и понимала.

— Если вы по-настоящему любите его — а я в этом не сомневаюсь, — почему вы не желаете ему добра?

— Ему или вам? — спросила Одри напрямик.

— Наверное, нам обоим, — честно призналась Патриция. — В конце концов, когда он… увлекается, мне приходится нести все бремя служебных дел на себе. — Тут женщина поднялась. — Знаете, пожалуй, я не буду дожидаться кофе, — добавила она и ушла с достоинством, которому Одри оставалось только позавидовать.

Поскольку Витторио отсутствовал дольше тех двух часов, о которых говорила Патриция, у Одри было слишком много времени, чтобы поразмыслить и окончательно выйти из себя. Поэтому когда раздался звонок в дверь и на пороге вместо Маричелли появилась весьма развратного вида девица, у Одри не достало сил соблюдать вежливость. Впрочем, у девицы, судя по ее манерам, тоже.

— Что вам угодно? — ледяным тоном спросила Одри.

— Витторио дома?

— Его нет.

— Я подожду.

Нахально отстранив Одри, девица прошла в гостиную. Именно в этот момент на площадке появился Витторио. Одри не обратила внимания на его усталость, но не заметить раздражения Маричелли было невозможно.

— Это Джованна? — сердито спросил он.

— Откуда я знаю?

Маричелли негромко выругался и пошел в гостиную. Вскоре оттуда горохом посыпалась итальянская речь. Казалось, оба говорили сердито, но Одри часто принимала за ссору самую обычную беседу двух римлян.

Одри с грохотом захлопнула входную дверь и вихрем ворвалась в гостиную.

— Извините, — ледяным тоном прервала она. — Я понимаю, что мое мнение никого не интересует, но в Англии, — с нажимом подчеркнула Одри, — не принято приходить в чужой дом без приглашения! И хотя здесь всего лишь мой временный дом, это дела не меняет!

Она повернулась к Витторио и гневно продолжила:

— И я была бы чрезвычайно признательна, если бы вы не рассказывали о моих личных делах всем и каждому! Как вы смели обсуждать с Патрицией мою частную жизнь, которая не имеет к ней никакого отношения? И не делайте ее своим гонцом! А в будущем пользуйтесь телефоном, черт побери!

Не дав Витторио сказать слова в свою защиту и даже не узнав, собирается ли он оправдываться, Одри яростно крикнула:

— И вовсе не нужно деликатничать со мной из-за несчастья, произошедшего с моей матерью и Рико! Сказали бы прямо, что мне пора уезжать! Достаточно было одного слова!

Витторио не сдвинулся с места.

Быстрый переход