Он улыбнулся и просветлел.

— Я чувствую то же самое. Я влюбился в тебя с первого взгляда, и чем больше узнавал о тебе, тем сильнее становились мои чувства. В ту ночь среди камней, когда ты отдала мне свою девственность, когда я произнес друидскую клятву, я понял, что одна ночь с тобой, пусть даже я всю жизнь буду прикован к тебе, всю жизнь буду страдать без тебя, важнее, чем долгий век без любви. Я поклялся, что, если судьба позволит мне быть с тобой, ты станешь моей королевой. Я все для тебя сделаю, не остановлюсь ни перед чем, лишь бы ты была счастлива. И я не шутил, Гвен. Стоит тебе только сказать, и я выполню любое твое желание.

— Люби меня, Друстан, просто люби меня, я больше ничего не хочу.

Чуть позже она сказала:

— Почему тебе нельзя пользоваться камнями? Ты сказал, что их силу нельзя будить ради личных нужд. Для чего же они предназначены?

И он рассказал, ничего не скрывая. Всю историю, от времен своих предков-друидов, которые служили Туата де Данаан, до войны, после которой МакКелтары были избраны хранителями и защитниками всех живущих на земле.

— В последний раз мы пользовались камнями, чтобы переправить флот тамплиеров на двадцать лет вперед. Они перепрятали Святой Грааль.

— Святой Грааль?! — воскликнула Гвен.

— Айе. Мы поклялись защищать мир, а ему грозили бы неисчислимые беды, если бы Филипп Красивый получил доступ к Граалю.

— О Боже! — выдохнула Гвен.

— Силу камней можно будить только ради блага человечества. И никогда нельзя использовать ради личной выгоды.

— Я поняла. — Она помолчала, потом заставила себя признаться: — Однажды я оказалась в такой же ситуации.

Он поцеловал ее в кончик носа.

— Расскажи мне. Я хочу знать о тебе все.

Гвен перекатилась на бок и посмотрела ему в глаза. Их головы лежали на одной подушке, светлые волосы Гвен спутались с темным шелком его волос. Она взяла горца за руку и рассказала ему о том, что не решалась поведать ни одной живой душе. Рассказала о своем Великом Восстании Против Судьбы.

Было время, когда она, как и ее родители, обожала свою работу и исследования. Груз родительских ожиданий, которые нужно было во что бы то ни стало оправдать, еще не так давил на ее сознание. В то время они еще не прекратили общение, и мать с отцом ясно дали понять: они ждут от нее новых открытий, гениальных открытий, которые превзойдут их работы и вознесут репутацию семьи на недосягаемую высоту.

А Гвен было всего двадцать три, и она была довольна путем, который выбрали для нее мама и папа. Она любила учиться, любила снова и снова испытывать границы своих возможностей, и такая жизнь казалась ей вполне нормальной, потому что точно так же прошло ее детство. Гвен искренне радовалась всякий раз, когда ей удавалось найти что-то новое в привычном порядке вещей. Вся ее юность была подчинена родительским взглядам на науку, и она была рада, когда появилась возможность работать в лаборатории Лос-Аламос под их чутким руководством.

Но потом Гвен повзрослела, многому научилась и поняла, что некоторые знания могут быть опасны. Однажды ночью, как всегда засидевшись в лаборатории, она вдруг с ужасом поняла, к чему может привести ее открытие. Уже несколько лет она так и эдак вертела несколько общеизвестных теорий, и вот ее гипотеза о свойствах водорода обрела под собой почву и грозила изменить существование всего мира.

Родители радовались ее достижениям, требовали сообщать им о каждой мелочи, заставляли работать, работать и работать, не отвлекаясь ни на что.

Гвен настолько увлеклась работой и так привыкла к постоянному давлению родителей, что слепо радовалась каждому успешному шагу и не задумывалась о том, к чему это может привести.