Я взялся за бороду — у бедуинов в обычае делать это, когда они клянутся, — и сказал:
— Я не обесчестил Нуру и не обесчестил Бани Салим. Сомневаюсь, что кто-нибудь нанес бесчестье и тебе, потому что у тебя чести нет.
Со всех сторон послышался громкий ропот, и я подумал, не зашел ли я слишком далеко. Иногда меня заносило. Как бы то ни было, бен-Мусаид потемнел лицом, но больше ничего не сказал. Когда он утихомирился, я понял, что нажил себе врага на всю оставшуюся жизнь. Он замолчал, снова повернулся ко мне и ткнул в меня пальцем. Его трясло от ярости.
— Я убью ее! — закричал он.
Я повернулся к Хилялю и бен-Турки, но они только пожали плечами. Бен-Мусаид — это моя проблема, им до этого дела нет.
Через некоторое время снова послышалась громкая брань, за костром, в дальнем конце лагеря. Пятеро человек кричали друг на друга, и вопли становились все громче и яростнее. Я увидел бен-Мусаида и Нуру, махавших друг на друга руками. Затем бен-Шариф, тот юноша, за которого хотела выйти замуж Нура, бросился ей на помощь, и оба юноши тут же схватили друг друга за глотку. К ним подбежала пожилая женщина, которая тоже набросилась на Нуру с обвинениями.
— Это Умм Рашид, — сказал Хиляль. — У нее нрав, как у пустынной лисицы.
— Я не могу разобрать, что они кричат.
Бен-Турки рассмеялся:
— Она обвиняет Нуру в том, что та спит с ее мужем. Ее муж слишком стар, чтобы вообще хоть с кем-то спать, все Бани Салим это знают, но Умм Рашид обвиняет Нуру в том, что муж на нее не обращает внимания.
— Не понимаю. Нура добрая, хорошенькая девочка. Она ничем не заслужила такого обращения.
— В этой жизни быть доброй и хорошенькой уже достаточно, чтобы навлечь на себя беду, — нахмурился Хиляль. — Да охранит меня Владыка Миров.
Умм Рашид орала на Нуру и всплескивала руками как сумасшедшая курица. Бен-Мусаид присоединился к ней, обвиняя Нуру в том, что она соблазнила мужа старухи. Бен-Шариф пытался вступиться за девушку, но ему едва удавалось вставить слово.
Наконец решил вмешаться отец Нуры, Нашиб. Он вышел из шатра, зевнул и почесал живот.
— В чем дело? — спросил он.
Умм Рашид завопила ему в одно ухо, бен-Му-саид — в другое. Отец Нуры лениво улыбнулся и покачал рукой.
— Нет-нет, — сказал он. — Этого не может быть. Моя Нура честная девушка.
— Твоя Нура сука и потаскуха! — закричала Умм Рашид.
Нура, видимо, решила, что с нее хватит, и побежала в шатер, но не к своему отцу, а к дяде Хассанейну.
— Я не позволю называть ее так! — гневно сказал бен-Шариф.
— Ага, вот и ее сводник! — вскричала старуха, уперев руки в боки и наклонив голову. — Говорю тебе, если не будешь держать эту шлюху подальше от моего мужа, пожалеешь! Коран говорит, что у меня есть на это право! Истинный Путь позволяет мне убить ее, ежели она угрожает разрушить мою семью!
— Нет, не позволяет! — сказал бен-Шариф. — Нигде про это не сказано!
Умм Рашид и не взглянула на него.
— Если бы ты пекся о ее благе, — сказала она, повернувшись к Нашибу, — ты держал бы ее подальше от моего мужа!
Отец Нуры только усмехался.
— Она хорошая девушка, — сказал он. — Она чиста, она девственна.
— Это ты виноват, дядя, — сказал бен-Мусаид. — Лучше я увижу ее мертвой, чем совращенной такими, как этот неверный из города!
— Какой неверный из города? — растерянно спросил Нашиб.
— Знаешь, — задумчиво сказал Хиляль, — у таких хороших и добрых, как Нура, всегда найдется куча врагов, готовых причинить ей зло. |