Пройдя по мозаичному изображению яблоневого дерева в полном цвету, он зашел в бильярдную и…

Лэсситер сидел в развалку на диване, вскинув обе руки.

— Я же все-таки надел штаны. Я был пай-мальчиком.

У Бутча зачесались клыки и дернулась верхняя губа.

— Прощу прощения? И хорошенько подумай, прежде чем объясниться. Ты чертовски близко подошел к границе.

Марисса сделала глоток воды.

— Все вполне невинно.

— Я сделал обнаженный календарь, — начал ангел.

— Он был в «ракушке».

— Все отснято на селфи-палку.

Они перебивали друг друга, и у Бутча возникло внезапное желание заткнуть оба уха, закрыть глаза и запеть «ла-ла-ла».

— Знаете, мне все равно. Мне, правда, лучше ничего не знать.

Про кривляния Лэсситера. У него был талант усложнять все простое и превращать обыкновенное в безумное.

Божий дар.

Спросите у падшего ангела. Так он и ответит.

— Ты оставишь нас на минуту? — спросил Бутч, подойдя к Мариссе и поцеловав ее в лоб. Боже, ее чудесный запах наполнил его нос, и, вау, ее слаксы и блузка были похожи на бальное платье. — Я должен поговорить со своей девочкой.

— Ага, черта с два, я смотрю «Мэлроуз».

— Ангел, это не просьба.

— Что-то случилось? — спросила Марисса, вытирая губы дамасской салфеткой. — Кого-то ранили в учебном центре?

Он выдвинул стул и сел рядом с ней.

— Лэсс, ты уходишь.

— С хрена ли.

Поморщившись, Бутч еле как выдавил из себя предложение:

— Ты можешь устроиться на диване в Яме.

— Когда вы вернетесь, то заставите меня переключить канал?

— Ты уйдешь сейчас, если я скажу «нет»?

— Ты говоришь «нет» сейчас?

Ради всего святого, Лэсситер мастерски играл в теннис словами и вопросами, хоть до рассвета… или пока одна из сторон не свалится от истощения и обезвоживания.

— Да, я говорю «нет».

— Погоди, что это значит, я могу смотреть «Мэлроуз» или нет? Двойное отрицание сбивает с то…

— Господи Иисусе, ты уйдешь или нет…

— Сколько раз повторять, это не мое имя, — бормотал Лэсситер, поднимаясь на ноги.

— Мне нужно выпить. — Когда падший ангел скрылся с глаз, Бутч встал и зашел за бар. Налив себе Лагавулина, он не стал ходить вокруг да около, зная, что шеллан это не нужно. — Кажется, у меня есть зацепка.

— Правда? — Марисса положила вилку на тарелку. — Что это? Какая?

Он кинул два кубика льда в низкий стакан и устроил им ванну имбирного цвета.

— Тот кусок металла — это ключ, и он служит в качестве пропуска в частный клуб, в который пускают только людей.

— О, Боже, если мы достанем членский лист, то может, получится найти ее имя.

Дорогая, это не сельский кружок по интересам, подумал он, сделав большой глоток.

— Откуда ты это узнал? — спросила она.

— Один из наших учеников посещает этот клуб. Он возьмет меня с собой при удобном случае… мне просто нужно согласовать расписание с Братьями на следующую пару ночей. Думаю, если я сдвину занятия, то смогу освободить пятницу.

— Тогда и пойдем! Потрясающе! — Когда он застыл со стаканом на пол пути ко рту, Марисса нахмурилась: — Почему ты смотришь на меня так? Бутч? Серьезно, я иду с тобой.

Он покачал головой и проглотил спиртное.