Он бросил на нее взгляд через плечо и двинулся к двери.

– Мы с тобой поразному понимаем слово «уважение». – С этими словами он вышел из комнаты. Ной прибивал к двери толстую доску.

– Не нравится мне все это, – угрюмо пробурчал старик, спустившись в кухню. – Зачем держать девчонку взаперти? Начнут ее искать, найдут, и придется тебе отвечать, почему ты с ней так обращался.

– У меня нет другого способа себя обезопасить. Прежде чем ее отпустить, я должен удостовериться, что она не донесет на меня властям. – На душе у него было смутно, но тем не менее он неуверенно добавил: – Ей надо испробовать на себе, что такое унижение. Только тогда она станет покладистой.

Ной чтото буркнул себе под нос, но Ник не стал его слушать. Мисс Ева не заслуживает снисхождения.

Глава 4

– Ну что, очередная ночная вакханалия, братец? – спросил Ник, входя на следующее утро в спальню Итана в особняке Левертонов на Берклисквер. Слово «братец» призвано было взбесить Итана, которому было неприятно состоять в родстве с человеком, появившимся на свет» лондонских трущобах. Да и кровными братьями они не были: Итан приходился ему двоюродным братом, от чего старался откреститься при каждом удобном случае.

Сэр Итан Левертон выглядел так, словно страдал неизлечимой болезнью: одутловатое бледное узкое лицо, покрасневшие глаза. Устал от жизни и преждевременно постарел, пронеслось в голове у Ника. Итан был моложе его на три года, ему исполнилось двадцать пять, но на вид ему можно было дать больше – разгульная жизнь, притоны и игорные дома наложили на его черты свой отпечаток. Если Итан и дальше будет вести подобный образ жизни, то не дотянет и до тридцати.

– Не кричи на меня, – проворчал Итан, слабо отмахнувшись от Ника, и прижал пальцы к вискам. – У меня голова раскалывается.

– Я говорю совершенно спокойно, но после выпитых бутылок портвейна – сколько их было… пять, шесть? – тебе и шепот покажется криком.

Ник прошел по великолепному персидскому ковру к кровати, на которой сидел Итан, одетый в панталоны до колен и сорочку, испачканную блевотиной. Комната была пропитана зловонием, и Ник невольно зажал нос рукой.

– Ты испачкал резную кровать твоего отца, Итан, а он так гордился ею – ведь она сделана из вишневого дерева. Говорил даже, что однажды на ней довелось спать Карлу Первому во время одного из его путешествий.

– Фи! Отец верил всяким глупым россказням, – пренебрежительно фыркнул Итан и, опершись ладонями о колени, громко зевнул.

– Лучше уж так, чем самому стать притчей во языцех. Твои дебоши войдут в историю. Мне стыдно за тебя, Итан.

Ник отдернул тяжелые портьеры и распахнул окна. Выглянув на улицу, он увидел в сквере слугу, прогуливавшего толстого пса, и торговку молоком.

Он отошел от окна и чуть не споткнулся об одежду, разбросанную по полу. Подняв дорогой, расшитый золотом камзол, он заметил, что на нем не хватает нескольких серебряных пуговиц – должно быть, их украли, – а шитье коегде порвано. Он швырнул камзол брату.

– Если ты будешь тратить состояние Левертонов на азартные игры и каждый день заказывать новые наряды, то не пройдет и года, как ты пойдешь по миру.

– Не твое дело, – огрызнулся Итан, с трудом повернув голову и бросив на Ника злобный взгляд.

Ника разозлила и одновременно опечалила его враждебность. Итан не имеет права порочить доброе имя семьи Левертон.

– Мне наплевать, как ты распоряжаешься своей жизнью, Итан, но если ты осмелишься посягнуть на ту часть наследства, что принадлежит Делиции, тебе придется иметь дело со мной.