– У меня биологическое образование, Рис. Ты никак не убедишь меня, что лососи появились раньше трилобитов или даже динозавров. Современные рыбы – они современные, если смотреть по геологической шкале.
Аблойк глянул на меня с интересом.
– Я забыл, что принц Эссус решил дать тебе образование среди людей. – Он улыбнулся. – Когда ты рассуждаешь, тебя не так-то легко сбить с мысли.
Он плотнее сжал руку, в которой по-прежнему держал кубок. Я нахмурилась и даже шагнула от него прочь:
– Прекрати.
– Ты пила из его кубка, – сказал Рис. – Ты любым его словам должна верить, не рассуждая... Если ты человек, конечно, – ухмыльнулся он.
– Видимо, она не настолько человек, – заметил Аблойк.
– Судя по вашему поведению, эта бледная татуировка чем-то важна. Я не понимаю чем.
– Разве Эссус тебе о ней не рассказы вал? – спросил Рис.
– Он ничего не говорил о татуировке у тебя на руке, – удивилась я.
Королева хмыкнула:
– Эссус не так много придавал тебе значения, чтобы рассказывать.
– Он не рассказывал ей по той же причине, по которой никто не рассказывал Галену, – сказал Дойл.
Гален так и лежал под сухими деревьями. Все остальные, повалившиеся на землю, тоже не поднялись на ноги – они сидели или стояли на коленях в сухой траве и хворосте. Над головой Галена засветился зеленовато-белый огонек. Не ореол, как над Рисом, а скорее шарик света чуть повыше его головы.
Гален попытался заговорить, но только захрипел и должен был сперва откашляться.
– Я и правда ничего не знаю о татуировках у Риса.
– Никто ничего не говорил молодым, ваше величество, – сказал Дойл. – Общеизвестно лишь, что наши последователи наносили символы на свои тела и шли в битву, защищенные только ими.
– В конце концов они научились носить броню, – проговорила Андаис. Рука у нее немного опустилась, Мистраль опять мог спокойно стоять на коленях.
– Да, и только самые фанатичные кланы еще пытались снискать нашу милость и благословение. Они погибли из-за своей преданности.
– О чем вы говорите? – спросила я.
– Когда-то мы, сидхе, их боги, носили на себе символы как знак благословения Богини и Бога. Но как слабела наша сила, слабели и знаки на наших телах, – сказал Дойл густым как патока басом.
Рассказ подхватил Рис:
– В ту пору наши последователи, раскрашивая тела в подражание нам, приобретали нашу защиту, отсвет магии, которой мы владели. Татуировки наносились в знак посвящения, это верно, но когда-то очень давно они могли на самом деле призывать нас на помощь. – Он взглянул на бледно-голубую рыбу у себя на руке. – Эта отметина стерлась примерно четыре тысячи лет назад.
– Она слабая и неполная, – бросила королева из дальнего конца зала.
– Да. – Рис кивнул и взглянул на королеву. – Но это начало.
Никка заговорил негромко – я почти забыла, что он здесь, так тихо он стоял у стены. Крылья у него чуть засветились в темноте, словно по жилкам в них потек свет, а не кровь. Эти огромные крылья еще несколько дней назад были только родимым пятном у него на спине, но они вырвались из его тела – совершенно настоящие, реальные. Сейчас он их расправил, и они засияли, как просвеченный солнцем витраж – просвеченный солнцем, нам не видимым.
Никка поднял правую руку и показал нам отметину на внешней стороне запястья у самого основания кисти. Мне света было маловато, чтобы разглядеть наверняка, но Дойл сказал:
– Бабочка.
– Я никогда не носил знак милости Богини, – тихо сказал Никка. |