Комната была обставлена изящной французской мебелью. Окна украшали парчовые, отделанные золотом гардины. Толстый ковер и расшитые подушки создавали впечатление великолепия и роскоши. Побуждаемый каким-то неотвратимым и совершенно необъяснимым порывом, Раф распахнул дверцы шкафа и увидел платья, накрытые белой тканью. На дверце висели шали и кружевные накидки. До него долетел слабый, таинственный аромат, навсегда сохранивший в тайне чужие секреты.
Раф сердито захлопнул дверцу. Когда наконец пройдет ощущение, что он влез на чужую территорию? В нем медленно вскипала ярость. Он посмотрел в окно на парк, простирающийся до самого подножия горы. Она возвышалась над поместьем, пугая своим величием. Снежные вихри кружились над вершиной, окутывая ее белым туманом. Серое небо висело над деревьями парка, создавая атмосферу иллюзорности происходящего.
Внимание Рафа привлекла маячившая вдали одинокая фигура. Вскоре из белой пелены показалась женщина, закутанная в синий плащ. Раф сразу узнал свою жену. Он должен поговорить с ней, пока его никто не опередил.
Раф сбежал по ступенькам, чтобы перехватить ее на крыльце. Он не успел надеть плащ и шляпу. Снег хлестал ему в лицо, ветер срывал одежду, и он сразу продрог.
Увидев его, Андриа оцепенела. Ее синие глаза расширились от испуга. Она отшатнулась и покачала головой. До этого момента ничто не сердило его так, как эта паника, которую она не сумела скрыть.
— Нам нужно поговорить, — тоном, не терпящим возражений, произнес Раф.
— Мне нечего сказать тебе, — ответила Андриа.
— Неправда, есть.
Он схватил ее за руку и, не обращая внимания на сопротивление, потащил за собой. Они оказались в оранжерее. Влажный воздух был напоен терпким ароматом цветущих апельсинов и запахом земли. Через стеклянную крышу падал молочный свет. Высокие зеленые деревья создавали ощущение весны, пробуждения новой жизни.
— Я хочу узнать правду. Расскажи обо всем, что произошло с того дня, как я отсюда уехал.
Андриа смотрела на него так, как будто перед ней был сам дьявол. Раф возвышался над ней, упрямо склонив голову, глаза его гневно сверкали. Источаемое им отчаяние и еле сдерживаемый гнев окутывали ее подобно мантии, вызывая покалывание кожи.
Андриа нахмурилась. Ее волновало его присутствие, притягивая к себе невидимыми нитями. Столько раз он ломал ее сопротивление, и если ей не удастся обезопасить себя сейчас, это произойдет снова.
— Давай не будем ворошить прошлое. Если ты ничего не помнишь, не стоит возвращаться к тому, что уже не вернешь. Это никому не принесет пользы.
— Это принесет пользу мне. С первого дня моего возвращения я услышал столько оскорблений в свой адрес, что имею право наконец узнать, в чем же меня обвиняют. Я хочу знать обо всех своих прошлых грехах.
— Ты, как всегда, думаешь только о себе, — с недовольной гримасой проговорила Андриа. — У меня нет оснований считать, что ты хоть сколько-нибудь изменился, даже если принять во внимание потерю памяти. — Она вцепилась в плащ, чтобы не показать ему, как дрожат ее пальцы. — Я не обязана давать тебе объяснения. У меня вообще нет никаких обязательств перед тобой. Если ты не желаешь обращаться со мной как подобает джентльмену, оставь меня в покое!
Она хотела вернуться в дом, но Раф преградил ей дорогу.
— Что я должен сделать, чтобы заставить тебя рассказать мне о прошлом? — спросил он, заслоняя дверь широкой спиной.
— Ты не сможешь заставить меня говорить об этом. — Андриа с трудом сдерживала слезы.
Она судорожно сглотнула, чтобы заглушить рвущийся из груди крик.
На лице Рафа появилось то же затравленное выражение, как и во время их встречи возле гостиницы.
— Если я не могу заставить, могу я хотя бы попросить? — проговорил он так тихо, что Андриа едва его услышала. |