«Честно говоря, увидев это, − пишет Ельцин, − я не поверил своим глазам. Надо же было, чтобы все это не только прочитали, а еще подчеркнули и вырезали… Журналист старой советской закалки, работавший много лет в «Правде», Примаков видел за каждой статьей какую-то сложную интригу, некий подтекст, угрозу со стороны своих политических противников… «Нет, вы почитайте, Борис Николаевич, − говорил он мне. − Это же полная дискредитация нашей политики!»

В середине марта 1999 года во время очередной беседы с Примаковым Ельцин посоветовал ему встретиться с главными редакторами различных изданий, побывать на разных телеканалах, поговорить с сотрудниками. Президент признался, что тоже долго привыкал к критике в свой адрес на телевидении и в газетах, но, в конце концов, заставил себя не реагировать так остро на нее.

У вас сильнее нервы, Борис Николаевич, вы более стойкий человек, чем я, кротко отвечал Примаков, однако пообещал, что «безусловно, учтет» замечание главы государства.

Иной реакции от человека дисциплинированного, не привыкшего перечить начальству, и нельзя было ожидать. Уже на следующий день пресс-секретарь премьера Татьяна Аристархова публично подтвердила, что председатель правительства «обязательно учтет» советы главы государства, рекомендовавшего ему изменить стиль общения со средствами массовой информации, сделать его более открытым (вот опять это слово!) и дружелюбным.

В тот же день, как бы выполняя напутствие Ельцина, Примаков выступил в программе ОРТ «Здесь и сейчас». Речь там, правда, шла не об отношениях премьера со СМИ, а о предстоящей ратификации Думой договора СНВ-2, но формально рекомендация президента была как бы выполнена, и выполнена довольно резво.

Однако заметного улучшения в отношениях Примакова с прессой так и не случилось. Более того, в последние недели примаковского премьерства между ним и журналистами разразилась настоящая война. Разумеется, далеко не все наскоки на него были справедливы, однако, опять-таки следуя завету Ельцина, вряд ли стоило так уж остро и раздраженно реагировать на них…

Возможно, это была осознанная тактика

Тут, правда, может быть, стоит высказать осторожное предположение: не исключено, что примаковское стремление зажать, стреножить прессу проистекало не только из его характера, из его «совковой генетики». Я бы совсем не исключил (хотя и не стал бы на этом слишком настаивать), что такое стремление было вполне осознанной, вполне рациональной тактикой политического поведения, только лишь маскируемой под некие особенности характера премьера. Один из политических оппонентов Примакова сказал по этому поводу, когда Евгений Максимович еще только стал премьером:

− Я считаю, что важнейшей задачей, которую они сейчас перед собой поставят…, будет установление контроля над СМИ. Когда их будут преследовать неудачи в экономике, нужно, чтобы по радио и телевидению все было замечательно: «Многомиллионный российский народ горячо приветствует мудрое руководство нового правительства».

Это, конечно, лишь моя гипотеза, но я нисколько не сомневаюсь, что Примаков обладал достаточной степенью политической хитрости, изобретательности, чтобы прибегать к подобным приемам политической борьбы.

КУРС — ПЕРЕГОВОРЫ С МАСХАДОВЫМ

«Военного решения там нет»

При Примакове был продолжен курс на мирные переговоры с Чечней. Уже через день после своего утверждения, 13 сентября 1998 года, в своем первом «премьерском» телеинтервью он дал его программе НТВ «Итоги» Примаков заявил, что «категорически против» военного пути решения чеченской проблемы. По его словам, в Чечне «есть беззаконие» и «развивается сепаратизм», однако «нужно учитывать все тяжелые моменты, которые нам достались от истории», и постараться найти «формулу, которая позволит дать максимум того, что можно сделать в настоящее время», имея в виду конечную цель чтобы Чечня «оставалась в границах России».