— Ах, гамаки! — воскликнул доктор. — Вот мы и нашли выход.

Бу-Бу и Крякки принесли коры и веток. Доктор сплел большой удобный гамак, повесил его между двух больших деревьев, втащил туда О’Скалли и сам устроился рядом. Деревья согнулись под их тяжестью к самой воде, но все-таки устояли.

Взошла луна и залила озеро Янганьика мутным зеленым светом. Деревья отбрасывали голубые тени. Доктор не мог сомкнуть глаз и все смотрел и смотрел на таинственный пейзаж Вдруг черепаха запела. Она качала в такт головой и хрипло нараспев повторяла древние, никому не ведомые слова.

— Что это за песня? — спросил доктор.

Черепаха на минуту умолкла и сказала:

— У короля Машту был свой цирк, слоны трубили эту песню, когда их выводили на арену. Это марш слонов.

И черепаха запела дальше.

— У допотопных слонов допотопного короля совсем не было слуха, — буркнул Горлопан и спрятал голову, под крыло.

Солнце еще не встало над мрачным, угрюмым озером Янганьика, когда О’Скалли проснулся. Он лежал под одеялом в ногах у доктора, ему было уютно и тепло и вовсе не хотелось вставать. Доктор ворочался и бормотал во сне: «Манггу! Шальба! Марш слонов! Невероятно!»

Проснулась и Крякки, с недовольным ворчанием она пошла на берег собирать устриц. Как бы то ни было, а завтрак для доктора должен быть готов вовремя.

Горлопан высунул голову из-под крыла, бросил взгляд на озеро, туман и болота и поспешил снова спрятать голову под крыло. Дорого бы он дал, чтобы оказаться в родном туманном Лондоне.

Но больше спать он уже не мог. Все звери встали, проснулся и доктор Дулиттл, которому не терпелось услышать рассказы черепахи. Он выпрыгнул из гамака и плюхнулся в воду озера, чтобы вымыться. О’Скалли последовал его примеру.

Воробей встряхнул перышки и полетел к доктору.

— Доктор, — чирикнул он, — здесь гиблое место. Такой сырой воздух, что я окоченел. Останься мы здесь подольше, и у нас между пальцев вырастет перепонка, как у гусей. Это у меня-то, у лондонского воробья! А что будет с О’Скалли? Представляете, водоплавающий пес! Бр-р-р! Поэтому будьте начеку, и как только старая черепаха начнет вспоминать, вы ее подгоняйте, подгоняйте. Знаете, на кого она похожа? На старого солдата. В Лондоне в каждом кабачке сидят такие, и если начинают рассказывать о походах, то удержу на них нет. Вы скажете Илистой Колоде, чтобы она говорила покороче, покороче. Чем быстрее мы уберемся с этого болота и вернемся в Фантиппо, тем лучше для нас.

После завтрака доктор отточил три карандаша, достал три чистые записные книжки, велел сове внимательно слушать и запоминать на тот случай, если он не успеет что-то записать, и сказал черепахе:

— Я слушаю тебя, Илистый Панцирь.

Горлопан снова оказался прав — почти прав. Рассказ черепахи продолжался не три недели, но все-таки занял весь долгий день от рассвета до заката. Солнце медленно двигалось по небосклону с востока на запад, а черепаха все рассказывала и рассказывала о чудесах, которые ей довелось увидеть и пережить в давние времена. Карандаш доктора бегал по страницам записной книжки.

Звери сидели рядом и тоже слушали. Даже Горлопан притих и ловил каждое слово. А черепаха рассказывала о древних невиданных зверях, о гигантских птицах, о людях, выстроивших первые города, о войнах и пожарах…

Крякки приготовила обед и ужин и подала их как можно тише, чтобы не мешать Илистому Панцирю. Доктор проглотил всего несколько кусочков и продолжал записывать. Стемнело, и доктору пришлось зажечь свечу. Потом звери задремали, а он и Бу-Бу слушали.

До полуночи оставалось совсем немного, когда черепаха закончила свой рассказ. Все молчали. Далекие звезды мерцали в голубом тумане, пеленой покрывшем озеро. Где-то вдали в мангровых зарослях ухали совы, и Бу-Бу вертела головой, прислушивалась к их крикам.