– Не должны, – согласилась она. – Но мне нужно самой чувствовать поводья. Я не потеряю тебя из виду. Кстати, куда мы направляемся?

– Конечно же, в Мобер, – ответил он. – Нельзя лгать жандармам.

Его губы чуть тронула невеселая улыбка, а в серых глазах появился холодный и отчаянный блеск.

Арабелла была в Париже за несколько лет до Революции, но плохо знала город, если не считать Лувра и Тюильри, а также величественных дворянских особняков, окружавших их. Теперь они ехали по узким улочкам под высокими стенами домов, стараясь держаться в их тени. Булыжник под копытами лошадей был покрыт какой-то слизью, и ее лошадь едва не упала, не натяни она вовремя поводья. Им приходилось ехать гуськом по улицам, становившимся все уже и уже, и не требовалось прилагать особых усилий, чтобы заставить ее лошадь идти вслед за конем Джека, чуть не упираясь ему в хвост.

Они выехали на широкую, вымощенную булыжником площадь, переправившись через реку, и теперь удалялись от жутковатого здания с башенками – Консьержери, серые каменные стены которого возвышались над водой. Арабелла посмотрела на сооружение в центре площади. Прежде она видела только изображения на картинках этого в высшей степени эффективного инструмента истребления. Лезвие гильотины висело на вершине высокого столба. Колода с аккуратной выемкой для шеи находилась на помосте точно под ножом. Даже в тусклом сумеречном освещении можно было разглядеть ржавые пятна на лезвии, и колоде.

Именно здесь нашла свою смерть королева. Ее привезли на это место на телеге из тюрьмы Консьержери. Город все еще был пропитан запахом крови и смерти. Арабелла знала, что тюрьма Ле Шатле где-то рядом.

Они миновали мост через Сену и теперь спешили, потому что колокола, возвещавшие наступление комендантского часа, зазвонили со всех церковных колоколен. Джек повернул и поехал через множество переулков, протянувшихся вверх от реки, и она старалась не отстать от него. Становилось все темнее. Наконец он осадил коня возле высокого здания и поднял глаза на его фасад. Окна были закрыты ставнями, и дом выглядел необитаемым. Джек заставил свою лошадь максимально приблизиться к двери и постучал костяшками пальцев особым образом – он повторил стук несколько раз подряд. Подождал. Арабелле показалось, что он считает про себя. Потом все повторилось снова. Он произвел эти действия три раза. Дверь чуть приотворилась, образовав узкую щель.

Джек обернулся к Арабелле и показал выразительным жестом, что ей пора спешиться и войти внутрь. Она попыталась в полутьме отвязать свою сумку с одеждой, но он только прошептал:

– Оставь ее.

Она спрыгнула, на мгновение потеряв равновесие и зашатавшись. После стольких часов, проведенных в седле, ноги перестали ей повиноваться. Но она быстро оправилась и протиснулась в дом сквозь щель, оглянувшись через плечо, однако и Джек, и лошади исчезли.

Высокая и худощавая женщина с волосами, упрятанными под платок, подозрительно оглядела ее, но Арабелла сочла, что это было привычкой, и не нашла в ее поведении ничего личного.

– Кто вы?

– Жена Джека.

Арабелла прижала руки к пояснице, чтобы облегчить боль. Лучше всего было вести себя просто.

Женщина кивнула и жестом пригласила ее пройти в заднюю часть дома. Арабелла подчинилась и вскоре оказалась в просторной кухне, полной народа. В основном это были мужчины, но возле горшков и сковородок суетились несколько женщин, одна из которых раскатывала тесто для пирожного на длинном столе, засыпанном мукой.

– Кто это, Тереза?

– Джек вернулся, – сообщила женщина. – Это его жена.

Не последовало ни восклицаний, ни вопросов. Только спокойные взгляды и молчаливые кивки, означавшие понимание.