Но комнатка больше не была местом их свиданий и потеряла в глазах Гая свое былое очарование. — Я заметил, что Магдалена поднимается туда, когда чем-то встревожена.
— Но что ее встревожило? — удивился Эдмунд, рассеянно глядя на подвижное возвышение, где игралась пьеса. Актер, напяливший ослиную шкуру, с большим воодушевлением и крайне вульгарно изображал валаамову ослицу. Правда, его трюки и выходки встречались взрывами бурного веселья. И благородные, и неблагородные зрители ликовали с равным энтузиазмом. Последние собрались в глубине двора, побросав свои занятия и пользуясь случаем немного развлечься, пока строгий управитель не призовет их обратно.
— Она терпеть не может кузена, — тихо объяснил Гай. — Но ты не должен позволять ей показывать это. Магдалена ненавидит д'Ориака, но если не сумеет сдержать себя, ничего, кроме беды, это ей не принесет.
— Я позову ее. И скажу, что ей нечего бояться, пока мы рядом. Гай кивнул:
— Ты прав. Вряд ли он попытается что-то предпринять здесь и сейчас. Но ты должен держаться настороже, ибо я уверен, что у него есть какой-то план.
Эдмунд плотно сжал губы, но тут же бросил:
— Я не позволю волоску упасть с головы моей жены!
А Шарль д'Ориак, стоя немного в стороне от смеющейся аплодирующей толпы, украдкой наблюдал за мужчинами, гадая, о чем они совещаются в укромном уголке двора. Может, обсуждают его?
Странная улыбка коснулась тонких губ. Пусть предпринимают все возможные меры предосторожности. Он ударит неожиданно и исподтишка. Против оружия Шарля д'Ориака у них нет защиты. А это оружие у него есть.
Магдалена, сидевшая на своем любимом месте — подоконнике, испуганно подняла голову, когда в дверях комнаты появился ее муж.
— О, господин, как вы меня здесь отыскали?
— Лорд де Жерве подсказал. Очередное предательство ударило в самое сердце, и Магдалена молча повернулась к окну.
— Ты должна возвратиться к гостям, — потребовал Эдмунд, входя в комнату. — Пойми, Магдалена, это крайне неучтивое поведение.
— Знаю. Но не могу вынести общества своего кузена. Так было всегда.
— Да, лорд де Жерве и об этом сказал. Но ты должна держать себя в руках, — сурово ответил Эдмунд, и хотя необходимость упрекать жену казалась ему неприятной и странной, все же каким-то непонятным образом доставляла некое извращенное удовольствие. Он имел право, и осуществление его предполагало близость, ту самую, которая только и могла дать ему покой и удовлетворение.
— Я презираю его, — с тихой яростью призналась она. — Он желает мне зла, Эдмунд.
— Я не позволю ему обидеть тебя, — заверил он, осторожно беря ее за руку и боясь, что Магдалена отнимет ее. Но жена не отстранилась.
Гай де Жерве говорил ей то же самое, и она безоговорочно ему верила. А вот мужу не слишком, но если выразит сомнение вслух, от этого будет только хуже им обоим.
Она улыбнулась и соскользнула с подоконника.
— Да, Эдмунд, я знаю. Давай вернемся к гостям. Они, наверное, удивляются нашему отсутствию.
Шарль д'Ориак старался ничего не упускать из виду. Других планов у него пока не было. Следующий шаг подождет, пока Гай де Жерве не покинет Брессе, чтоб вернуться в Англию. Но он еще с толком использует результаты своих наблюдений.
Сегодня же, перед вечерней службой, он впервые увидел ребенка, дочь Эдмунда де Брессе.
Леди де Брессе гуляла с гостями в парке под пение менестрелей, доносившееся из розария. Она держала на руках ребенка и, время от времени прерывая беседу, наклонялась, чтобы улыбнуться малышке. Та не спала: серые глаза с любопытством поглядывали по сторонам.
— Ваша дочь, госпожа?
Услышав тихий голос, Магдалена подскочила от неожиданности. |