— Разве он у нас избалованный?

— По-моему, нет, — ответила мама. Она помолчала, подумала и сказала уверенно: — Нет, он не избалованный.

— Я не избалованный, — сказал Дима негромко, — избалованные все плаксы, а я не плакса.

— Он не плакса, — подтвердила мама.

Только тут Дима заметил, что он опять пришёл к ним, в кухню, что он говорит нормальным, совсем не капризным голосом. А на плите кипит чайник, а за окном накрапывает дождик. Жёлтые листья прилипли к мокрому асфальту, и асфальт стал нарядным от ярких жёлтых кружочков.

— Дима, — сказал папа, — знаешь, какая еда самая невкусная на свете? Самая-самая невкусная. Знаешь?

— Какая? — спросил Дима и на всякий случай посмотрел на папу исподлобья.

— Самая невкусная еда на свете — это холодная манная каша. Так что мой тебе совет — ешь, пока тёплая.

Мама мягким движением подвинула Диме табуретку, посмотрела на него ласково и весело, как будто хотела сказать: «Забудем эту глупую историю. Забудем, и всё».

Дима был согласен забыть, каким он был несколько минут назад. И ему очень хотелось, чтобы они забыли. Он взял ложку и стал есть кашу. Она ещё не успела остыть и была довольно вкусная — сладкая, без комков, каша как каша.

Он ел, а мама быстро вытирала посуду, она не любила оставлять бабушке лишнюю работу.

— А сами манную кашу не едите. Как мне, так кашу, а как себе, так не кашу.

— Здравствуйте, я ваша тётя, — сказала мама.

— А что, разве справедливо? — не отставал Дима, хотя сам чувствовал, что разговор о несчастной каше пора прекратить. Но так иногда бывает: чувствуешь, понимаешь, а остановиться не можешь.

— Мне её нельзя есть, — объяснил папа, — врачи не разрешают, я от неё могу стать совсем толстым.

— А мама почему не ест?

— Маме хочется беречь фигуру, — серьёзно ответил папа, — она красивая женщина, наша мама.

Дима стал внимательно разглядывать маму. Хорошо, когда мама красивая. У Диминой мамы лицо нежное, смуглое, а глаза серые. Когда мама улыбается, глаза становятся почти синими, как у синеглазой красавицы из сказки.

— Красивая, — соглашается Дима, — правда.

— Да будет вам. — Мама смущается и делается ещё красивее. — Куда девался мой зонтик?

— Папа, ты тоже симпатичный, — говорит Дима и отодвигает от себя пустую тарелку.

— Ты так считаешь? Ну спасибо.

— Мама, вот твой зонтик, он был под шкафом.

— Ужас! Как он туда попал?

— Я вчера играл в парашютиста. Со стола. А со шкафа не успел.

— Новости. Света, наверное, приходила? Ладно, бегу. Слушайся бабушку, не ходи по лужам, не играй в парашютиста. Хорошо?

— Хорошо. Без зонтика всё равно не получится. А вечером расскажешь сказку?

— Постараюсь.

Дверь за мамой захлопывается. Папа надевает плащ. Сейчас придёт бабушка, и папа тоже уйдёт.

Утро продолжается.

Брат и сестра

Сегодня Дима нарисовал в своём альбоме высокую сосну, а на самой верхушке сидел маленький мальчик с круглым лицом — точка, точка, запятая. А кругом стояли деревья пониже, но тоже высокие.

Когда мама пришла с работы, Дима показал ей рисунок. Мама сразу поняла, что её сын очень соскучился по сказке.

— Сегодня обязательно расскажу, — сказала мама.

И вот они сидят рядышком, за окном вечер, самое время для сказки…

Большая серая ворона сидела на корявой ветке и каркала:

«Бр-р-рат! Бр-р-рат!»

Кому она говорит это? Может быть, мальчику, который сидит на соседнем дереве? Хотя какой же он ей брат?

И вдруг другой голос, ещё громче первого, произнёс на весь лес:

«Сестр-р-ра! Сестр-р-ра!»

Эти две вороны были родственниками и, как всякие родственники, радовались встрече.