|
Они сказали, что слишком стары, чтобы начать новую жизнь в чужой части света, а даст бог, слишком стары и для того, чтобы представлять опасность для фашистского государства. Он, конечно, никогда больше о них не слышал: они приплюсовали еще одну жалкую двойку к великой математической формуле «Кардинального Решения Вопроса». Поэтому Грубер, как и доктор Пларр, рос без отца. У него не было даже семейной могилы. Теперь он держал на главной торговой улице фотомагазин, его нависшая над тротуаром вывеска и рекламные объявления напоминали китайские лавчонки. Одновременно он был и оптиком. «Немцы, – как-то сказал он Пларру, – пользуются доверием как химики, оптики и специалисты по фотографии. Куда больше людей знают имена Цейса и Байера, чем Геббельса и Геринга, а тут у нас еще больше знают Грубера».
Грубер усадил посетителя в отгороженной части магазина, где он работал над стеклами для очков. Отсюда доктор мог наблюдать за всем, что происходит, а самого его не было видно, потому что Грубер (у него была страсть ко всякого рода приспособлениям) оборудовал небольшое телевизионное устройство, которое позволяло ему следить за покупателями. По каким-то причинам – сам Грубер тоже не мог этого объяснить – в его магазин прибегали самые хорошенькие девушки города (никакая модная лавка не могла с ним тягаться), словно красота и фотография были как-то связаны. Они слетались сюда стайками за своими цветными снимками и разглядывали их, восхищенно щебеча, как птички. Доктор Пларр наблюдал за ними, попивая пиво, и слушал, как Грубер рассказывает местные сплетни. – Видели вы дамочку Чарли Фортнума? – спросил доктор Пларр. – Вы имеете в виду его жену? – Да не может она быть его женой. Чарли Фортнум в разводе. А тут вторичный брак не разрешается – весьма удобный закон для холостяков вроде меня. – Разве вы не слышали, что жена его умерла? – Нет. Я уезжал. А когда несколько дней назад я его видел, он ничего об этом не сказал. – Фортнум съездил с этой девушкой в Росарио и там на ней женился. Так по крайней мере говорят. Толком, конечно, ничего не известно. – Странный поступок. И в нем не было необходимости. Вы же знаете, где он ее нашел? – Да, но она очень хорошенькая, – сказал Грубер. – Верно. Одна из лучших девиц мамаши Санчес. Но и на хорошеньких не обязательно жениться. – Из таких девушек, как она, часто выходят примерные жены, особенно для стариков. – Почему для стариков? – Старики не очень требовательны, а такие девушки рады отдохнуть. Выражение «такие девушки» почему-то резануло доктора Пларра. Прошло семь дней, а ничем не примечательная девушка, о которой так походя отозвался Грубер, все еще не давала ему покоя. И вот на экране телевизора он увидел какую-то девушку, которая так же наклонилась над прилавком, разглядывая ролик цветной пленки, как Клара над своей кроватью у сеньоры Санчес. Она была красивее жены Чарли Фортнума, но не пробудила в нем ни малейшего желания. – Такие девушки бывают очень довольны, когда их оставляют в покое, – повторил Грубер. – Знаете, они ведь считают, что им повезло, когда попадается импотент или такой пьяный, что ничего не может. У них тут даже местное название для подобных клиентов есть, не помню, как это по-испански, но означает посетителя, соблюдающего пост. – А вы часто бываете в заведении у мамаши Санчес? – Зачем? Поглядите, сколько соблазнов у меня тут под носом – все эти прелестные покупательницы. Кое-какие пленки из тех, что они приносят проявлять, весьма интимного свойства, и, когда я их возвращаю, в глазах у девушки озорство. «Он, видно, заметил, как у меня там сползли бикини», – думает она, а я и правда заметил. |
