Несколько конных ангеловцев с карабинами на изготовку окружили пленных военных и погнали их в сторону от железной дороги, напрямик через степь.

А Мирон и Павло, сбыв пленных, заторопились обратно в вагон, где продолжался грабёж, слышались истошные крики, бабья визгливые причитания, униженные мольбы владельцев тучных узлов. Иногда раздавались гулкие одиночные выстрелы.

Затравленно прижимаясь к больной матери, Юра расширенными от ужаса глазами смотрел, как вооружённые люди стаскивали с полок чемоданы, швыряли их на пол и разбивали, как тащили узлы, корзины с едой и скарбом и бросали через окна вагонов.

Внезапно Юра почувствовал толчок в спину носком сапога. И кто-то над его головой весело и зычно гаркнул:

— Мирон, я тут шубу нашёл! В аккурат такая, как Оксана просила.

Юра обернулся, но увидел перед собой сапоги с тяжёлыми подошвами, длинные ноги в фасонистых галифе. Рядом, как змея, покачивалась ремённая плеть.

— Бери! — послышался другой голос.

— Так в ей человек!

Мирон возник рядом с Павлом как из-под земли. Хозяйски оглядел шубу, которой была укрыта мать Юры, и даже не выдержал — погладил своей большой рукой нежно струившийся мех.

— Хороша-а шуба-а! — медленно и удивлённо протянул он, ещё чувствуя на ладони влажный холодок от прикосновения к меху.

Юра вскочил, глаза у него горели негодованием, он быстро заговорил, запинаясь и размахивая руками:

— Не трогайте маму! Она больна. У неё температура!

— Смотри, слова-то какие знает! Господчик! — насмешливо сказал Павло и выразительно поиграл плетью. У него было грубое скуластое лицо с красноватыми, обветренными щеками, из-под заломленной смушковой шапки на лоб ниспадали тёмные волосы.

— Живее, Павло! Торопись! — нетерпеливо приказал Мирон, жалея, что не он первым обнаружил шубу.

— Не трогайте маму! — уже закричал Юра. — Слышите, вы! Не тро…

Мирон схватил Юру за воротник. На миг взгляд Юры в упор уткнулся в тусклые зрачки, в рябое лицо.

— Что, любишь мамочку? — Мирон поволок Юру к двери и с силой толкнул. А сам торопливо вернулся к Павло, который — уже с шубой в руках — обыскивал других, перепуганных насмерть пассажиров и старательно рассовывал по оттопыренным карманам бумажники, кольца, часы.

— Так… здесь все чисто, — удовлетворённо сказал он.

Но тут его внимание привлекла толстая, аккуратно обёрнутая в газету книга, лежавшая на полу. Он поднял её, послюнявив палец, перевернул первую страницу и, медленно шевеля губами, прочитал по слогам:

— «Ка-пи-тал…» Ого! — восторженно удивился он. — Гляди, чего читают!

— Возьми, — посоветовал Мирон.

— Зачем? — удивлённо взглянул на него Павло.

— Прочитаешь, будешь по-учёному капитал наживать, — наставительно произнёс Мирон.

Павло внимательно посмотрел на него, сунул книгу за пояс и пошёл дальше.

Мирону же что-то почудилось, лёгкий какой-то шорох наверху. Он встал на лавку, затем на столик, потянулся к самой верхней полке. И упёрся глазами в чёрный ствол нагана, который направил на него Кольцов.

Павло, вышагивая по вагону, обернулся, издали полюбопытствовал:

— Ну что, есть там кто?

— Н-никого, — выдавил из себя Мирон и, повинуясь движению неумолимого зрачка нагана, медленно, как лунатик, сполз вниз. Не оглядываясь, так же медленно и осторожно, словно боясь задеть за что-нибудь хрупкое, вышел в коридор, сделал несколько шагов. Остановился.