— Пожалуй, это может закончиться очень скоро.

 Джордан резко вскинул голову, потом перевел взгляд на свободное кресло и повелительным тоном произнес:

 — Сядьте. У вас такой вид, будто вы прогулялись в ад и вернулись обратно. Скажите, когда вы спали в последний раз?

 — Мне кажется, это была ночь в мае сорокового года, — ответил Вайкери и с готовностью опустился в кресло.

 — Мне не стоит рассчитывать на то, что вы объясните, почему вы так думаете, верно?

 Вайкери медленно покачал головой:

 — Боюсь, что не смогу этого сделать.

 — Я так и понял.

 — А для вас есть какая-то разница?

 — Пожалуй, что на самом деле нет.

 Джордан закончил одеваться, закурил сигарету и сел напротив Вайкери.

 — Имею ли я право задавать вам какие-нибудь вопросы?

 — Это зависит только от вопросов.

 Джордан улыбнулся с таким видом, будто они находились на приятной вечеринке.

 — Я полностью уверен в том, что вы не кадровый офицер разведки. А чем вы занимались до войны?

 — Я был профессором европейской истории в Лондонском университетском колледже. — Собственные слова прозвучали для Вайкери странно, как если бы он читал чей-то послужной список. Ему казалось, что это было целую жизнь — нет, две жизни — тому назад.

 — И как же вас угораздило попасть на службу в МИ-5?

 Вайкери немного поколебался, решил, что не нарушит никаких правил секретности, и рассказал вкратце свою историю.

 — И вам нравится ваша работа?

 — Иногда. А бывает так, что я ее просто ненавижу и жду не дождусь, когда вернусь в академические стены и запру за собой дверь.

 — И когда же так бывает?

 — Например, сейчас, — категорически заявил Вайкери.

 Джордан не выказал никакой внешней реакции. Как будто он был уверен в том, что ни один офицер разведки, каким бы заматерелым в своей профессии он ни был, не мог получать удовольствие от такой операции, как та, в которой ему пришлось участвовать.

 — Женаты?

 — Нет.

 — Были когда-нибудь?

 — Никогда.

 — Почему же?

 Вайкери подумал, что иногда совпадения, которые устраивает Бог, бывают слишком вульгарными для того, чтобы их можно было принимать всерьез. Тремя часами ранее он отвечал на этот вопрос женщине, которая знала ответ. А теперь тот же самый проклятущий вопрос задает его агент.

 — Наверно, просто не встретил подходящей женщины, — ответил он с вымученной улыбкой.

 Джордан изучал его. Вайкери чувствовал это, и это ему очень и очень не нравилось. Он привык к отношениям иного рода — и с Джорданом, и с немецкими шпионами, которых он заставил работать на себя. Это он, Вайкери, выпытывал у них все, что считал необходимым, Вайкери раскрывал наглухо запертые хранилища эмоций и ковырял старые раны, пока они не начинали кровоточить, Вайкери выискивал слабые места и вставлял туда ножи. Он предполагал, что это была одна из причин, по которым ему хорошо удавалась работа по «двойному кресту». Служебное положение позволяло ему досконально изучать жизнь посторонних людей и эксплуатировать в своих интересах их личные недостатки, не испытывая необходимости обращаться к своим собственным. Он подумал о Карле Бекере, который сидел в тюремной камере, облаченный в серую тюремную робу. Вайкери сознавал, что ему нравилось быть господином положения, нравилось управлять и обманывать, нравилось дергать за ниточки.