— Зачем же так ставить вопрос? Какой-то, извини, юношеский максимализм.

— А как ты хотел? Что я буду ждать, когда ты вспомнишь обо мне и, может быть, уделишь минутку своего звездного внимания? Нет, Эд, так не будет! Или все, или ничего — и точка!

Он вспыхнул:

— Вот оно, твое любимое выражение: «И точка!» Как часто ты его произносишь! Тебе надо, чтобы всегда было по-твоему! Но неужели нельзя хоть на минуту представить, что может быть не точка, а, скажем, многоточие, тире или вообще…

— Междометие! — закончила фразу Бася и смачно ругнулась. — Примерно такое.

Эд ошалело посмотрел на нее:

— Ну, знаешь, не ожидал от тебя!

— А я и так могу, представь себе! — отрезала Бася.

Эд укоризненно покачал головой и строго заметил:

— Ты ставишь мне в вину мою занятость и стремление сделать карьеру, но разве ты сама не свихнулась на своих книгах и популярности?

— Неправда! — слабо запротестовала Бася. — Личная жизнь для меня на первом месте!

— Ты действительно в это веришь? — ухмыльнулся Эд, и его ухмылка оскорбила ее до глубины души.

— Да если хочешь знать, с тех пор как мы встретились, я не написала ничего приличного, потому что была переполнена любовью и у меня не оставалось сил на работу! — с горечью воскликнула Бася.

— Очень плохо, — пожал плечами Эд. — Извини, но я не могу позволить себе настолько раствориться в чувствах, чтобы забыть обо всем остальном! И потом, Барбара, жизнь — это не дамский роман!

Бася поперхнулась: какого черта он себе позволяет?!

— Кроме того, проблема в том, что ты сама не знаешь, чего хочешь! — продолжал Эд. — Я уж не говорю о том, что тебя вообще никогда не интересовало, чего хочу я!

«Потрясающая способность перевернуть все с ног на голову и обвинить в происходящем другого! — усмехнулась Бася. — Мало того, что он меня бросает, даже не стараясь обставить это хоть как-то изящно, так еще и утверждает, что во всем виновата я сама! Нападение — лучшее средство защиты, так, что ли?»

— Эд, если у нас много претензий друг к другу, не значит ли это, что нам лучше расстаться? — Она задала вопрос спокойно, хотя в конце фразы голос сорвался.

— Ну что ж, — сдержанно кивнул Эдуард. — Возможно, так будет лучше для нас обоих.

Бася заставила себя улыбнуться. Его прицельная стрельба достигла цели, и она, можно сказать, оказалась убита наповал.

Как больно и трудно дышать… Почему-то вспомнился фильм «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?». Она — хрипящая, загнанная лошадь. Больно…

Еще никогда ее не бросали, сама она расставалась с мужчинами легко и безболезненно, иногда чувствуя признательность и благодарность, но чаще ничего не ощущая, кроме равнодушия.

А ведь были случаи, когда мужчины валялись у нее в ногах, умоляя остаться. Она вспомнила сцену разрыва с Павликом, его бледное лицо, мольбы и угрозы, ярость и слезы, собственную неловкость и неприятное чувство вины: «Ах, бедный мальчик! Мне жаль тебя, но… Нельзя заставить любить. Прости, я не смогу…» И вот теперь она на собственной шкуре узнала, каково это — быть отвергнутой.

А может, эта боль — плата за счастье? Вот было огромное невероятное счастье, которое не дается просто так, и теперь она должна заплатить за него болью? Или это возмездие, плата за то… За что, черт побери?! Ну, хотя бы за то, что она так обошлась с Павликом.

Ладно, у нее еще будет время подумать и разобраться со всеми «за что» и «почему».