– Во-вторых, я так дотошно беседую с тобой, так нудно выуживаю из тебя подробности нашей встречи только потому, что хочу полностью восстановить картину случившегося. Ты моя секретарша, и, если мы оба сойдемся во мнении, что после пятницы рабочая атмосфера в нашем офисе изменилась и теперь не способствует нашему взаимопониманию и сотрудничеству, я вынужден буду перевести тебя в какой-то другой отдел компании.
– Я готова вообще покинуть компанию, если ты считаешь, что не можешь больше работать со мной, – хладнокровно заметила Аделин.
– Ты не так меня поняла…
– А мне кажется, так.
– Э-э… Ты можешь сказать, положа руку на сердце, что готова вести себя, как прежде, то есть так, словно между нами ничего не произошло?
– Да, – сказала она и, помолчав, добавила: – Если хочешь знать, я пошла на физическую близость с тобой, потому что мне было искренне жаль тебя в тот день. После похорон ты изрядно выпил и вконец расстроился… Ты тогда сказал мне, что тебе нужно отвлечься.
Аделин сознательно солгала Джерри. Но это была вынужденная, святая ложь. Как же она могла признаться, что отдалась ему не из-за жалости, а потому, что втайне давно хотела его?
После ее слов Джерри как-то сник, потускнел. В глубине души он уже давно надеялся, что нравится ей, что его юная и симпатичная секретарша, может быть, хочет вступить с ним в интимную связь. Эта мысль всегда окрыляла, возбуждала его… И вот – на тебе: секс из-за жалости!
– Никто никогда не жалел меня. Жалость претит моему характеру, всему моему существу, – резко сказал он, глядя ей в лицо.
– Тебя не жалели, возможно, потому, что до прошлой пятницы ты не оказывался в ситуации, когда мог вызывать у людей сочувствие и жалость, – сказала Аделин и глубоко вздохнула. – Так или иначе, Джерри, то, что произошло между нами, я считаю своей собственной ошибкой и прошу извинить меня. Тебя я не виню.
– Да, мы случайно сбились с пути, заблудились, – согласился он. – Но хочу, чтобы ты знала: в нормальной обстановке я никогда и ни за что не стал бы заниматься с тобой сексом. И будь уверена: то, что случилось в пятницу, больше не повторится.
В его голосе зазвенел металл. Он знал, что нанес ей удар ниже пояса. По правде говоря, он не ожидал, что эта беседа с Аделин выльется в такое русло. Он намеревался лишь спокойно выяснить у нее самое главное – не было ли с его стороны попытки оказать на нее в пятницу давление, после чего он был готов поставить во всей этой истории точку.
Но точка не ставилась, потому что их история, словно сама по себе не хотела заканчиваться. Многое в ней было не ясно, многое спорно. Джерри поднялся с кресла и стал расхаживать по кабинету вперед и назад, то и дело бросая беспокойные взгляды на Аделин. Его собеседница молчала и тоже с беспокойством посматривала то на него, то на огромное окно. Минут десять спустя Джерри раздраженно тряхнул головой и вернулся к своему креслу. Но садиться не стал. Опершись на его спинку, он задержал на мгновение отяжелевший взгляд на Аделин и сказал:
– Ты не в моем вкусе.
Слова пронзили ее сердце с такой же безжалостностью, с какой молнии пронзают землю. Она бросила грустный взгляд на его красивое лицо. Ей была знакома каждая его черточка, каждая складочка, будто она знала это лицо с самого своего рождения…
Да, разумеется, она была не в его вкусе. Ей никогда не приходилось хвастаться своими внешними данными. Она была настолько же обыкновенна, насколько он был красив. И его всегда будут привлекать женщины, подобные его жене. Потрясающе красивые женщины с длинными волосами и пышной грудью.
– И если нам придется возобновить наши рабочие отношения, – продолжил он, – то, мне кажется, я должен внести ясность и в другой вопрос. |