Улыбающийся Линкольн Райм вернулся в пустую лабораторию со всей ее хитроумной электроникой и оборудованием и — да, конечно, — проводами, благодаря которым он завтра будет вести ту важную для него телефонную беседу, о которой Райм думал — не постоянно, нет, а только время от времени — практически с того самого момента, как был арестован Часовщик.

Десять дней после Дня Земли.

IV

ПОСЛЕДНЕЕ ДЕЛО

Моя главная разминка в течение дня — переход от одного лабораторного стола к другому. Я получаю от этого гораздо больше пользы и удовольствия, чем некоторые мои друзья и конкуренты от игры в гольф.

86

Амелия Сакс и Том Рестон влетели в двери больницы. Оба молчали.

В вестибюле и коридорах царила тишина, совершенно необычная для субботнего вечера в Нью-Йорке. Как правило, в медицинских учреждениях в такое время властвует хаос: они полны жертв дорожных происшествий, отравления алкоголем, передозировки наркотиков и, конечно, поножовщины и перестрелок.

Здесь, однако, атмосфера была до жути спокойной.

Сакс остановилась и окинула мрачным взглядом указатели, развешанные по стенам. Затем махнула рукой, и они проследовали по плохо освещенному коридору в подвальное помещение больницы.

Там они снова остановились.

— Сюда? — прошептала Сакс.

— Указатели какие-то дурацкие. Ничего не разберешь.

В голосе Тома звучало раздражение, но Сакс понимала, что оно вызвано главным образом волнением.

— Туда.

Они пошли дальше по коридору мимо уголка, где за высокой стойкой сидели медсестры, спокойно болтая о чем-то. Стол был завален бумагами, папками и журналами с головоломками, заставлен кофейными чашками и косметикой. Взглянув на журналы, Сакс заметила, что там много судоку, и в который уже раз задалась вопросом, почему эта игра приобрела такую популярность. У Амелии на нее никогда не хватало терпения.

Она решила, что, по-видимому, в здешнем отделении сотрудникам не приходилось так часто бросаться на спасение пациентов, как в телесериалах о больницах.

Они подошли к следующей стойке, за которой сидела одинокая сестра средних лет, и Сакс произнесла только одно слово:

— Райм.

— А, да, — отозвалась сестра, подняв глаза от каких-то бумаг. Ей не нужно было искать его по журналам и историям болезней. — А кто вы?

— Его компаньон, — ответила Амелия.

Она несколько раз пользовалась этим словом в самых разных ситуациях, профессионального и личного свойства, но до сегодняшнего дня не чувствовала его абсолютную неадекватность. И сейчас возненавидела это слово.

Том представился как специалист по уходу за тяжелобольными. Что тоже отдавало фальшью.

— Боюсь, что мне неизвестны подробности, — сказала сестра, словно отвечая на незаданный вопрос Амелии. — Пойдемте со мной.

Суровая женщина провела их по коридору, еще более мрачному, чем предыдущий. Безукоризненно чистому, хорошо распланированному и… отвратительному.

Наверное, это самое точное и объективное слово для описания больниц.

Когда они подошли к комнате с открытой дверью, сестра с сочувствием в голосе произнесла:

— Пожалуйста, подождите здесь. Сейчас кто-нибудь подойдет.

И в то же мгновение она исчезла, словно боясь, что кто-то из них схватит ее и начнет допрашивать. Впрочем, Сакс была почти готова это сделать.

Они с Томом вошли в комнату ожидания. Она была пуста. Лон Селлитто и двоюродный брат Райма, Артур, со своей женой Джуди должны были вот-вот приехать. Мать Сакс, Роуз, тоже. Пожилая женщина собиралась приехать на метро, но Амелия настояла, чтобы она взяла такси.

Они сидели в полном молчании. Амелия взяла журнальчик с судоку и стала его перелистывать.