— Остановись! — закричал Госслен де Шони.

Филипп, приготовившийся добить оруженосца, застыл.

— Что тут происходит? — потребовал Госслен де Шони.

Побледнев от ярости и от страха, раненый оруженосец поднялся.

— Этот человек сумасшедший, он набросился на меня.

— Это правда?

— Нет, — сказал Филипп, протягивая кнут и показывая на Молнию, гарцевавшую вокруг него.

— Хочешь сказать, он намеревался ударить коня принцессы?

— Да.

— Ты хорошо сделал, что помешал ему, но за это нельзя убивать. Любопытно, конь радостно приветствует тебя, тогда как он не подпускает к себе никого, кроме принцессы. Ты странный человек. Однажды, когда ты заговоришь, то расскажешь мне все. А пока ступай.

Филипп спокойно вытер свой меч о траву, затем вложил его в ножны. Подошедший повар протянул хороший, истекающий соком кусок оленины, завернутый в лепешку. Филипп поблагодарил кивком головы.

— Ты замечательный убийца людей и зверей. Ты всегда возвращаешься с добычей, — сказал ему повар, облизывая пальцы.

Поев, Филипп пошел искать источник, чтобы помыться, побрить голову и бороду. Когда он вернулся, его спутники осыпали его насмешками. Некоторые из них не мылись с самого отъезда из Киева. Не обращая на них внимания, молодой человек растянулся под одной из повозок, повернувшись лицом к возку, в котором ехала Анна.

* * *

Свадебная церемония и коронация стали для Филиппа пыткой. Он хотел забыть об этом, упиваясь плохим вином в отвратительных тавернах пригорода Реймса и сходясь с потрепанными шлюхами и худыми девочками, едва достигшими половой зрелости. Вид его так пугал их, что они закрывали глаза от отвращения и страха. На следующий день после попоек и распутства никто не осмеливался приблизиться к Филиппу. Безумное отчаяние, которое можно было прочесть в его налитых кровью глазах, останавливало как самых смелых, так и самых дружелюбных.

Его не было среди тех, кто сопровождал новую королеву и короля в Санли. Филипп отправился за Госсленом в его владения Шони, где графа ожидали жена и сыновья. Там хозяин оказал храброму человеку, к которому испытывал чувство, похожее на дружбу, весьма хороший прием.

Несколько недель Филипп не видел Анну. Он уже начал понемногу говорить: хриплый и низкий голос добавлял ему таинственности. Притирание, данное Еленой, ускорило заживление ран и уменьшило опухоль. Филипп проводил время, охотясь в обществе старшего сына своего хозяина, девятилетнего мальчика, не отходившего от него и засыпавшего его вопросами. Филипп отвечал, однако, не на каждый из них.

— Мой отец говорит, что ты один из лучших воинов. Сколько человек ты убил?

— Не знаю.

— Я не верю тебе. Отец говорит, что каждый знает, сколько человек он убил своей рукой. Так сколько же?.. Сколько?..

Вопросы наскучили Филиппу, и он ответил:

— Может быть, с десяток.

— Только-то! Мой отец убил тысячи!

— Думаю, что ты преувеличиваешь, сынок.

Уже некоторое время Госслен наблюдал за ними. Он очень гордился уверенностью сына, его ловкостью в обращении с оружием. Порезанный оказался отличным учителем, а маленький Тибо — хорошим учеником.

— Иди, сын мой, возвращайся к своим играм.

— Отец, я не ребенок, развлекающийся играми, я мужчина.

— Ты скоро им будешь, мой сын, скоро… Иди, мне надо поговорить с Порезанным. Да, так вот… Король призывает меня к себе. Мы отправляемся завтра на рассвете… Что с тобой, ты побледнел…

С большим трудом Филипп сдержал радостный крик. Он скоро увидит ее! Кровь в висках стучала как барабан. Господи, благодарю тебя за твою доброту! Я скоро ее увижу!.