— Верно, музыка нас соединяет, равно как песни, что мы сочиняем: она о своей стране, а я… о ней.

Филипп приподнялся на локте.

— Ты знаешь ее песни? Мог бы ты мне их напеть?

— Я совсем недавно переписал одну из них.

— Покажи.

— Завтра, когда будет светло.

— Нет, сейчас.

Оливье порылся в мешке, что лежал под головой, и вытащил свиток. Филипп выхватил свиток из рук Оливье. Прижимая к себе драгоценный текст, он подполз к костру, где догоравшие угли бросали в ночь последний свет. Филипп развязал ленту и стал читать запинающимся голосом, при слабом свете мерцающего огня.

«Благодарю тебя, Дева Мария,

Чей образ сопутствует мне от прекрасного Новгорода.

Благодаря твоему заступничеству, у меня родился милый сын,

Наполнив счастьем мое печальное сердце.

Пусть, благодаря твоему сыну, он проживет долгую и

богоугодную жизнь,

Чтобы воздавать хвалу тебе и плоду твоего чрева.

Я назвала его Филиппом, именем, дорогим моему

сердцу…»

Затуманившимися от слез глазами Филипп перечитал последнюю строчку. Все его существо наполнилось счастьем. «Она меня не забыла! — думал он. — Она меня не забыла…» Какое значение имело то, что он сделался чудовищем, навсегда покинул Русь, если они оба дышали одним воздухом и она его не забыла!

Успокоенный, Филипп вернул пергаментный свиток Оливье и, укрывшись с головой, тотчас заснул.

* * *

На следующее утро дождь прекратился.

Армия короля, сжигая и грабя все на своем пути, не встречая настоящего сопротивления, захватила графство Эврё. Затем армия направилась к городу Мант, где в ее состав влились пополнения, прибывшие из Парижа. Генрих решил подождать новостей от младшего брата, прежде чем двигаться на Руан.

При поддержке графов де Валуа и Клермона Эд сгруппировал войска в Бовези и, перейдя реку Брель, проник в Нормандию под Омалем. Враг от битвы уклонился. Воины Эда сталкивались только с бедняками, пытавшимися при приближении французов бежать. Вовсю свирепствовали резня, поджоги, грабежи домов, ограбления замков со слишком слабыми гарнизонами. Рауль де Крепи даже удивлялся тому, как легко давалась победа. Он поделился своим беспокойством с Эдом и Ги де Понтье.

— Сеньоры, с начала войны мы встречаем только вилланов, женщин и детей. И никаких воинов. Зная герцога Гийома, я не удивлюсь, если окажется, что за всем этим кроется военная хитрость и он нападет на нас тогда, когда мы будем меньше всего этого ожидать.

— Вы ошибаетесь, Рауль. Бастард знает, что у нас больше сил, чем у него, и отказывается сразиться с нами, — сказал, презрительно усмехнувшись, Эд.

— Полностью разделяю ваше мнение, сеньор. Наша армия производит сильное впечатление на нормандцев.

— Да услышит вас Бог, — сказал Понтье, — или лучше не Бог, а черт. Потому что я видел нормандцев в бою и могу вам сказать, что это опасные враги. Есть ли какие новости от короля?

— Скоро узнаете. Вот один из наших лазутчиков, — и Рауль обратился к нему: — Быстро расскажи, что ты видел? Ты видел моего брата? Где он стоит? Тебе встречались вражеские отряды? Где они? Сколько в них пеших воинов, всадников?

— Сеньор, — прервал его граф де Валуа, — дайте же ему сказать!

Покрытый грязью человек перевел дыхание.

— Его величество сейчас в Манте… Он двигается на Руан вдоль Сены… Просит, чтобы армии соединились около моста через реку Арш через три дня.

— Сражения были тяжелыми?

— До сих пор не было ни одной битвы.

— Мне все меньше нравится то, что происходит.