Я вернулся на скамеечку и ждал, пока фру Фаль кенберг уложит припасы, чтобы отнести корзинку. Но она вдруг снова повернулась ко мне и спросила, все так же не поднимая глаз:

– Откуда вы родом?

– Из Нурланна.

Пауза.

Немного погодя я сам осмелился спросить:

– Фру бывала там?

– Да, в детстве.

Она поглядела на часы, как бы пресекая дальней шие вопросы и напоминая мне в то же время, что надо торопиться. Я тотчас встал и пошел к лошадям.

Уже смерклось, небо потемнело, пошел мокрый снег. Я потихоньку взял с козел свое одеяло и спрятал его под переднее сиденье коляски, потом напоил и запряг лошадей. Увидев хозяйку, я пошел ей навстречу, чтобы взять у нее корзинку.

– Куда вы?

– Хотел вам помочь.

– Благодарю вас, это лишнее. Корзинка ведь почти пустая.

Мы подошли к коляске, она села, и я стал помогать ей укутаться потеплее. Я нашарил под сиденьем одеяло и вытащил его, держа так, чтобы не видна была кайма.

– А х, как это удачно! – сказала фру Фалькен берг. – Где же оно было?

– Здесь.

– У пастора мне предлагали целый ворох одеял, но ведь потом у меня так долго не было бы случая их вер нуть… Нет, спасибо, я сама… Нет, нет, спасибо… Са дитесь.

Я захлопнул дверцу и влез на козлы.

«Если она еще постучит в окошко, это будет озна чать, что она хочет вернуть мне одеяло, но я ни за что не остановлюсь», – подумал я.

Час проходит за часом, темно, хоть глаз выколи, мок рый снег валит все сильней, и дорогу вконец развезло. Время от времени я спрыгиваю с козел и бегу рядом с коляской, чтобы согреться; я вымок до нитки.

Мы уже почти дома.

«Если окна освещены, она может узнать мое одея ло», – подумал я.

Как на грех, в окнах горел свет, хозяйку ждали.

Поневоле я остановил лошадей, не доезжая крыльца, и открыл дверцу.

– Что там у вас случилось?

– К сожалению, мне придется просить вас выйти здесь. Такая грязь… колеса вязнут…

Наверное, ей представилось, будто я невесть что за мышляю, и она воскликнула:

– Да езжайте вы, ради всех святых!

Лошади дружно взяли с места, и я осадил их у ярко освещенного крыльца.

Из дома вышла Эмма. Хозяйка отдала ей одеяла, которые свернула еще в коляске.

– Спасибо, что довезли, – сказала она мне. – Боже мой, как вы промокли!

XXV

Неожиданная новость свалилась на меня, как снег на голову: Фалькенберг нанялся к капитану в работники.

Стало быть, он нарушил наш уговор и бросил меня на произвол судьбы. Я совершенно сбит с толку. Что ж, ладно, утро вечера мудренее. Но уже два часа ночи, а мне никак не уснуть, я дрожу от холода и думаю. Тянутся часы, я не могу согреться, и меня начинает трепать лихорадка, я мечусь в жару… Как она меня боялась, не решилась даже пообедать на воздухе и за весь день не взглянула на меня ни разу…

Но вот мысли мои проясняются, я понимаю, что могу разбудить Фалькенберга, могу проговориться в бреду, и, стиснув зубы, я вскакиваю с постели. Натянув одеж ду, я кое-как сползаю с лестницы и бегу прочь от усадь бы. Понемногу я согреваюсь и сворачиваю к лесу, туда, где мы работали, а по лицу моему катятся капли пота и дождя.