Мебель была старой и шаткой, повсюду ощущался какой-то стойкий и резкий запах: древоточцы, как объяснили Диане. Но стены были выкрашены в яркие цвета, и благодаря этому у присутствующих поднималось настроение. Тинкер, который отвечал здесь за все, прикладывал максимум усилий, чтобы посетители Центра чувствовали себя как дома.

В гостиной, поражавшей эклектическим разнообразием кресел — от относительно современных до крайне ветхих и древних, работал телевизор и какая-то пожилая женщина в длинном и строгом черном платье, с шарфом, покрывающим голову, смотрела рекламную передачу о том, как можно купить летний домик в Испании. Еще одна женщина, помоложе, но одетая столь же чопорно, оживленно болтала о чем-то с приятельницей в джинсах и блейзере. Двое мужчин громко храпели в креслах, развернутых в противоположную от телевизора сторону. С тех пор как Диана начала здесь работать, они приходили в Центр каждый день. Она подозревала, что ночевать этим людям негде и что Тинкер пускает их сюда ранним утром, поскольку оставаться на ночь в Центре не разрешалось никому. Мужчины приехали из Зимбабве, где подвергались гонениям и преследованиям за участие в антипрезидентских демонстрациях.

Зато ни одна из женщин к категории беженок не относилась. Старшая, миссис Шарма, работала переводчицей; Диана с изумлением узнала, на скольких языках и диалектах могут говорить жители одной страны. Сарита и Венди помогали управляться с детсадовской группой.

Четверо мужчин, одетых в то, что с некоторой натяжкой можно было назвать молодежной униформой — джинсы и черные кожаные жилетки, сидели на стульях и ожесточенно спорили о чем-то на языке, который Диана не понимала.

Ресторан был заполнен лишь наполовину. Алан сидел за столом, перед ним стояла большая кружка чаю и целый набор разнокалиберных чашек и блюдец. То же самое можно было сказать и о мебели в комнате. Все столы отличались разнообразными размерами и формами, а среди стульев невозможно было найти два одинаковых. Но Диане казалось, что несмотря на это обеденный зал обладает своеобразным шармом. Стены были увешаны снимками исключительно фотогеничных собачек и кошечек. В раздаточном окне виднелась Роза Розетти, суетившаяся на кухне. Она была подругой Алана и приходила в те же дни, что и он. Да и вообще, одни волонтеры просто приходили сюда через день, чтобы помочь с уборкой и мытьем посуды; другие же бывали здесь раз в неделю, оставаясь на целый день или даже на уик-энд. Диана с Тинкером были единственными, кому официально платили за работу в Иммиграционном центре. Зарплата была меньше той, которую Диана получала в Телефонном информационном центре, но девушка не огорчалась.

Алан приглашающим жестом похлопал по стулу рядом с собой. У него были широченные плечи, бочкообразная грудь, изуродованное шрамами лицо и кулачищи размером с футбольный мяч.

— Присаживайся, дочка. Как говорится, в ногах правды нет.

Несмотря на внушительную внешность Алана, голос у него был высокий и негромкий.

— Спасибо. — Диана с благодарностью опустилась на плетеный стул, в сиденье которого красовалась прожженная окурком дыра. На кухне играло радио. Джерри Марсден напевал «Ты никогда не останешься одна».

Роза просунула голову в раздаточное окошко и прощебетала:

— Привет, Ди.