— Помер, не сомневайтесь. С кровавой дырищей в самом сердце. Вы бы только послушали, что он там проповедовал. Если хотите знать, этот тип заслужил, чтобы его укокошили. Туда ему и дорога.

— Н-да, он всегда был напыщенным ублюдком. Вполне справедливо избавить мир от таких надоедливых созданий, верно?

Поскольку джентльмен платил за выпивку, детина молча кивнул и сделал знак повторить. Возможно, ему следует пораскинуть мозгами, где может обретаться пропавшая девчонка, на тот случай, если этот господин пожелает избавиться и от нее тоже. Его кошелек только выгадает от такого развития событий. Однако мысль о том, чтобы выслеживать беглянку на всем пути от Корнуолла, да еще в такую мерзкую погоду, быстро охладила энтузиазм наемного убийцы. Выбросив из головы все лишние мысли, он с вожделением уставился на кружку с элем в руках служанки, направлявшейся к их столику.

В отличие от него джентльмен, несмотря на свой расслабленный вид, продолжал размышлять о неожиданном осложнении в лице дочери Монтегю. Если у девчонки есть друзья, она может в любой момент объявиться в Лондоне. Нельзя исключать такую возможность. Что бы ни думал ею сообщник о женщинах, могут возникнуть определенные трудности, если она заявит о своей принадлежности к почтенному семейству. Интересно, сколько ей лет? С ребенком совладать несложно. А вот молодая женщина — совсем другое дело.

Надо бы вытрясти из этого типа побольше сведений. Обратив бесстрастный взгляд на сидевшего напротив забулдыгу, джентльмен приступил к дальнейшим расспросам. Молодая девушка брачного возраста идеально впишется его планы. А если нет, ее можно убить.

Необычно суровая зима прочно удерживала Моргана дома — так, во всяком случае, он говорил себе. Но в начале февраля пришло время приступить к осуществлению одного из самых дерзких планов. Это могло занять пару недель, и Морган хотел воспользоваться тем, что Фейт пока еще здесь, чтобы присмотреть за его лошадьми. К этому времени она научилась обращаться с пистолетом, и это было все, что он мог сделать для ее защиты. Что ж, по возвращении он займется поисками ее родни. Не годится, чтобы она и дальше оставалась здесь одна.

Морган пристегнул к поясу саблю, наблюдая за Фейт, отскребывающую копоть с древнего чайника. Рукава ее сорочки обтрепались у локтей и пестрели заплатками, но оставались белыми и накрахмаленными, как и его рубашки. Каким-то чудом она ухитрилась заштопать дыры и починить потертые края, избавив его от необходимости обращаться к портному. Пожалуй, ему будет не хватать ее хозяйственных забот, но ее дальнейшее пребывание в хижине становится слишком опасным для обоих.

Узнав о продолжительности его поездки, Фейт поначалу расстроилась, но потом смирилась. Кроткая и деловитая, как всегда, она не проронила ни слова жалобы. Морган даже сожалел об этом. Тогда, по крайней мере, он мог бы испытывать законное раздражение от ее присутствия, а не печалиться по поводу ее неизбежного отъезда.

Он оставил ей более чем достаточно продуктов и топлива, чтобы продержаться две недели, но ни то ни другое не могло обеспечить покой ее душе. Прижавшись лицом к стеклу, Фейт смотрела вслед Моргану, пока его жеребец не скрылся в ночи, унося всадника в развевающемся плаще.

Дни проходили в хозяйственных заботах. Хижина по-прежнему оставалась для Фейт источником гордости и отрады, и она старалась содержать ее в чистоте и порядке. Лошади стали ее друзьями. Потихоньку от Моргана она дала им всем имена и проводила долгие часы, ухаживая за животными, выгуливая их и разговаривая с ними. Тяжелее всего было коротать долгие зимние вечера, когда на нее накатывала тоска по Моргану.

Она постирала, выгладила и починила скромный запас их одежды и постельное белье. Из отреза тонкого полотна, найденного в сундуке Моргана, она сшила для него новую рубашку. Хотя ее творение не могло сравниться с шедеврами портновского искусства, которые он надевал, отправляясь в свои поездки, Фейт надеялась, что он будет носить ее дома.