Феррон продолжает демонстрировать мне картины прошлого, по-прежнему оберегая от полного погружения в пучину своих мрачных воспоминаний. Впрочем, даже приглушённых образов более чем достаточно, чтобы ощутить весь ужас творящегося. Боль, разрушения, смерть — безумие и вседозволенность, облечённые в плоть.

Передо мной предстают искорёженные тела, сваленные грудой под отвесным утёсом. Переломанные руки и ноги застыли в немыслимых положениях, вывернутые суставы неестественно выпирают сквозь разорванную плоть. Один за другим в кошмарную кучу падают всё новые трупы. Люди, точно загипнотизированные, шагают к обрыву и, кланяясь невидимому идолу, бросаются вниз. Добровольная смерть во имя высшего блага — только вот это благо есть не более чем морок, грамотно внушённый Кукловодом.

— Путь мой был долог и тернист, — продолжает Феррон, и губы его сжимаются в тонкую линию. — Разорённые большие города и крошечные селения, а между ними — мелкие пакости, совершенно несущественные на первый взгляд.

Наставник взмахивает рукой, и перед нами встаёт новая сцена. Двое опустившихся пьянчужек не поделили последний кувшин дешёвого пойла. Один с рыком бросается на другого и одним движением вспарывает собутыльнику брюхо.

— Подумаешь, какая мелочь, верно? — горько усмехается Феррон. — Да разве такое редкость по кабакам?

Я молча качаю головой. Даже в нашей богами забытой глуши случалось подобное — несколько забулдыг сложили головы при весьма похожих обстоятельствах.

— Но ведь и в этих обыденных до зевоты происшествиях неизменно прослеживался след всё того же ублюдка, — почти рычит учитель. — Для меня его поимка превратилась в навязчивую идею.

И вот уж видения почти захватывают меня. Феррон будто растворяется, лишь голос его продолжает течь, словно река, поясняя мелькающие передо мной сцены.

— На юге Империи, в благодатном краю вечного лета, где почти не выпадает снег, на берегу тёплого моря высятся три крупных города. Их расположение неслучайно — волею неведомых сил в здешних водах издревле водится рыба в таких количествах, что, кажется, её можно черпать голыми руками. Богатейшие уловы принесли этим городам славу и процветание, молва о них разлетелась по всей Империи.

Я парю в вышине, озирая раскинувшиеся подо мной оживлённые порты. По широким чистым улицам деловито снуют люди, над крышами домов вьются дымки очагов. Всюду царят мир и спокойствие. Но вдруг картина стремительно меняется. Добротные здания оборачиваются покосившимися лачугами, нарядные горожане — оборванцами со впалыми щеками и затравленным взглядом. На каждом шагу вспыхивают пьяные драки, люди в крови катаются по грязи, от их воплей закладывает уши.

— Я долго выслеживал этого хитроумного мерзавца, — вновь раздаётся голос Феррона. — Он был очень силён, но предпочитал действовать исподволь, через своих марионеток. В тот раз, однако, он превзошёл сам себя. Разделил свою сущность на три части — и каждая затеяла собственную игру.

Перед моим внутренним взором возникают трое мужчин, приближающихся к воротам городов. Один идёт в гордом одиночестве, двое других — в окружении разномастной толпы последователей.

— Я метался меж этих проклятых городов, силясь разгадать замысел врага, — вздыхает наставник. — Терял время и людей, увязая в липкой паутине лжи.