Изменить размер шрифта - +
И теперь Блейк жил в полном одиночестве, поскольку хозяева домика уехали, не очень поверив, что вторжение французской армии удастся сдержать.

 

Одиночество его не пугало. Он даже был рад возможности побыть одному и никого не видеть. В армии такая роскошь не часто выпадала на долю солдата. Ему надо побыть одному, чтобы научиться справляться с эмоциями и не вымещать свое плохое настроение на людях, которые от него зависели.

 

Однажды вечером к нему пришла женщина из армейского обоза, вдова одного рядового, убитого в начале года, которая пока не вышла замуж второй раз, и предложила приготовить еду. Не прибегая к помощи слов, она несколько раз намекала, что готова остаться и оказывать также другие услуги. Но он всякий раз, как только усаживался за еду, отсылал ее домой. Она была неплохой поварихой, но не была нужна ему ни в каком другом качестве.

 

Он устал. Подчас обучение людей и наблюдение за тем, как они выполняют свои обязанности по тщательной охране оборонительных линий, уносило больше времени и энергии, чем участие в сражении. А сегодняшний день тянулся особенно долго, и не было ни минуты передышки. Хорошо возвратиться домой. Нагнув голову, он прошел под низкой аркой ворот и наморщил нос, принюхиваясь. Неужели у миссис Райли подгорел ужин?

 

Миновав небольшую гостиную, он остановился в дверях кухни. И замер на месте, чуть расставив ноги и сжав в кулаки руки, опущенные по швам.

 

— Что, черт возьми, ты здесь делаешь? — тихо спросил он.

 

— Жгу твой ужин, — ответила она, повернув к нему раскрасневшееся лицо. Она была в простеньком, ладно сидевшем на ее фигурке зеленом платье. Волосы ее были аккуратно зачесаны назад и собраны на затылке. — Я подбросила в печь всего одно полено, а пламя разгорелось, словно топка в аду. Разве так встречают человека, возвращающегося домой?

 

Он пересек кухню и снял с огня вонючее месиво, в которое превратилось подгоревшее рагу. Потом, взяв ее за плечи, развернул лицом к себе.

 

— Что, черт возьми, ты здесь делаешь, Жуана? — снова спросил он. Он был в бешенстве и едва сдерживал себя.

 

— Ты имеешь в виду, что я делаю, кроме, того, что привожу в негодность твой ужин? — уточнила она, крутя пальцами пуговицу его мундира. — Я приехала, чтобы выйти за тебя замуж, Роберт.

 

— Не припомню, чтобы я делал тебе предложение, — отрезал он. — Я попрошу кого-нибудь отвезти тебя в Лиссабон. И будь добра, не попадайся мне больше на глаза.

 

— Приятно слышать, — улыбнулась она. — Я тоже люблю тебя, Роберт. И поэтому приехала, чтобы выйти за тебя замуж. Хотя если ты не хочешь жениться на мне, ничего страшного. Значит, я буду жить с тобой в грехе, как и раньше.

 

— Жуана, мы уже говорили обо всем этом. Ты знаешь, что это безумие.

 

— Ты ведь знаешь, что я сумасшедшая. Если ты не женишься на мне и не согласишься жить со мной в грехе, я присоединюсь к маркитанткам, следующим за армией в обозе, и стану поварихой или прачкой. А когда ты поймешь, насколько я негодная повариха или прачка, ты уложишь меня к себе в постель, где от меня будет меньше вреда. — Она искоса взглянула на него из-под полуопущенных ресниц.

 

— Когда тебе пришла в голову такая безумная мысль? — спросил он. Сам того не желая, он чувствовал, как проходит его гнев, уступая место отчаянному влечению. В душе шевельнулось подозрение, что он попусту тратит время, споря с ней.

 

— На балу у лорда Веллингтона. Ты сказал тогда, что ни один из нас не будет счастлив, живя в мире другого, и, конечно, то, что ты сказал, было разумно и, видимо, правда.

Быстрый переход