— Откуда я знаю? — развел руками врач, отвечая на вопрос Кости. И добавил печально: — А что с нами со всеми вообще будет?

Перед Константином встали еще два важных вопроса: как быть с учебой в Менделеевском университете и с работой у Мамлюкова? Ни то, ни другое бросать не хотелось, тем более что при благоприятном стечении обстоятельств можно было бы вернуться в Россию месяца через три-четыре. Или даже еще раньше, а лечение продолжить здесь. Деньги к тому времени, Костя был в этом уверен, найдутся. Сейчас он в фармакологическом центре неплохо зарабатывал, и еще был связан негласным договором с Красноперовым — вывести Мамлюкова на «чистую воду». Косте и самому смертельно хотелось проникнуть в «тайную канцелярию» олигарха, выведать секреты и далеко идущие планы. Конечно, Костя воображал себя этаким русским «Джеймсом Бондом», до конца не представляя всей опасности своей игры. Здесь играли не в карты или наперстки, ставки были столь велики, что слишком любопытные люди просто-напросто бесследно исчезали, как вода в раковине… А поступление в университет, пусть даже на заочное отделение, далось ему после стольких безуспешных попыток, что бросать учебу сейчас было бы крайне обидно. Но Константин придумал мудрый и вполне приемлемый вариант решения всех этих вопросов. Настала пора подключить родителей.

К ректору Менделеевского отправилась Елизавета Сергеевна и с присущим ей пылом объяснила химическому член-корру, сколь много потеряет отечественная наука, ежели оставит за пропуск сессии ее талантливого сына вне стен альма-матер.

— Почему же он сам ко мне не пришел? — устало спросил ректор, начиная сдаваться. — Или ноги не ходят?

— Потому и не пришел, что ноги не туда ходят, — не совсем вразумительно ответила Елизавета Сергеевна.

— Что же вы хотите? Академический отпуск мы на первом курсе не даем, — сказал он.

— А вы дайте! — с нажимом отозвалась она. И вновь принялась рассказывать о детских годиках Кости, когда он впервые начал соединять бертолетову соль с йодистым натрием и что в результате осталось от дачного домика.

— Ну хорошо! — взмолился член-корр. — Пускай сдает эту сессию весной… Я думаю, что с этим террористом мы еще все намаемся, — добавил он скорбно.

Елизавета Сергеевна вернулась домой победительницей, а к Мамлюкову был запущен Петр Давидович. Здесь также все прошло гладко. Встреча школьных приятелей была бурной и многословной, а сопровождалась обильным возлиянием горячительных напитков. Петр Давидович вспоминал позже (через два дня, когда память постепенно стала к нему возвращаться), что за всю жизнь не выпил столько, сколько в тот вечер. За воспоминаниями о чудесном пионерском детстве и юных увлечениях последовал вполне взрослый кутеж в цыганском ресторане и пребыванием в какой-то загородной вилле, где хозяйничал некий толстый депутат Думы. Но что там происходило — о том Петр Давидович стыдливо умалчивал, краснея при этом как маков цвет и ссылаясь на временную амнезию. Говорил лишь, что там было три упитанных немца и всех звали одинаково — Гельмут. Но главное, что Мамлюков без всяких проблем решил вопрос с бессрочным отпуском для Кости.

— Когда уладит свои дела — пусть тогда и возвращается на работу, — сказал тот. — И передай сыну, что я имею на него большие виды… Я его человеком-то сделаю!

Однако не все коту — масленица. Постный день наступил тогда, когда Константин, уже передав Джойстику генетическую карту Антона, явился в офис частной авиакомпании, чтобы взять три билета на чартерный рейс в Израиль.

Рита присутствовала на том выдающемся празднике плоти, который закатил Славка Мамлюков на вилле Каргополова, куда привез еще и старого школьного приятеля Петьку Щеглова.